"Филипп Эриа. Семья Буссардель (Роман) " - читать интересную книгу автора

изголовья, ибо там она уже была не нужна.
Лидия не замечала этих хлопот. Запавшие глаза ее блестели, она не
сводила взгляда с мужа, появившегося в комнате. Подойдя к постели, он хотел
заговорить, сказать что-нибудь ласковое. Слова замерли у него на губах: их
остановил сверкающий луч взгляда, не отрывавшегося от него и внезапно
пробудившего в нем ужасное подозрение. Почему Лидия так смотрит на него? Что
она знает, что она слышала или угадала?
Флоран смутился. В его мыслях, в недавних воспоминаниях образовался
некий провал. Ведь дверь из передней в спальню, где, как ему заявили, Лидия
лежала без сознания и ничего не могла слышать, оставалась полуоткрытой. И он
понял, что отныне, как бы он ни уверял себя, эта дверь навсегда останется
приоткрытой.
- Душенька... - сказал он наконец. - Как ты себя чувствуешь?
- А... а... - простонала Лидия.
Он попытался улыбнуться ей. Как? Больше ей нечего сказать мужу!
- А... а... - опять протянула она. - А-ах, а-ах...
Она не могла говорить! И это бессилие, эта невозможность выразить свои
чувства, быть может, горькое сожаление все вдруг решили. Горящие глаза сразу
померкли, голова склонилась к плечу, веки сомкнулись, на ресницах
заблестели, но не скатились две слезы.
Флоран попятился и, выпрямившись, тяжело вздохнул. Но, избавившись от
взгляда жены, он встретил взгляд акушерки. Он не выдержал, снова отступил и,
почти повернувшись к ней спиной, застыл на месте, по-бычьи наклонив голову;
нижняя губа его отвисла, выражение упрямства исказило все черты.
Никто не произнес ни слова. Однако то было одно из тех кратких
мгновений, когда секунды кажутся вечностью, когда всякое притворство
прекращается и, откинув завесу лжи, пред людьми предстает правда. Потом все
ожило. Лидия очнулась, акушерка подошла, наклонилась над нею. Рамело встала
по другую сторону кровати, у стены, а Флоран, хотя теперь никто уже не
собирался изгонять его из комнаты, отошел подальше от постели, к окну.
Когда Лидия перестала кричать, окно опять отворили. Напротив дома
находилось только здание коллежа, можно было не опасаться любопытных
соседей; никто в квартале еще не пробуждался. Несмотря на то, что в комнате
горели две лампы, ночные бабочки не влетали в отворенное окно: их удерживал
яркий свет фонарей, подвешенных на проволоке поперек трех улиц, сходившихся
на перекрестке... Тишина и прохлада ночи не успокоили Флорана. Тревожила
мысль, что его поведение могут счесть странным, как вдруг Рамело, подойдя,
зашептала ему на ухо:
- Нечего вам тут торчать.
- Что?
- Ступайте, сядьте у ее изголовья. Возьмите ее за руку, изобразите
грусть на лице... Если не ради нее, так хоть для чужих людей постарайтесь.
Он посмотрел на дверь и увидел, что в комнату вошла еще одна женщина.
- За акушерку я ручаюсь, - тихо проговорила Рамело, - она мне
приятельница. А за эту...
Вошла та самая соседка, которой доверили на одну ночь присмотреть за
Аделиной и Жюли. Ее появление в комнате роженицы доказывало, что обе
девчурки спят, но вместе с тем свидетельствовало, что настал грозный час и,
возможно, близится одно из тех событий, до которых так падки досужие
кумушки, всегда готовые в таких случаях собираться кучками и с заговорщицким