"Филипп Эриа. Семья Буссардель (Роман) " - читать интересную книгу автора

видом толковать о том, как они предчувствовали случившуюся беду.
Рамело, не любившая якшаться с соседями, позвала вечером эту женщину
только по необходимости и лишь потому, что слышала о ее примерном поведении
и ее несчастьях. Известно было, что она крестьянка из деревни Шеней, в Париж
прибыла в июле прошлого года вместе со многими другими людьми, искавшими
убежища от ужасов сражений. За три дня столицу наводнили толпы беженцев,
расположившихся повсюду: в водосточных канавах, под воротами, на мостовой,
на тротуарах между уличными тумбами, под заборами. По воле случая Жозефа
Браншу с двумя детьми и корзинками, набитыми жалким скарбом, забрела на
улицу Жубера, и там их из жалости поместили в пустующую конюшню. Бои наконец
прекратились, но Жозефа со дня на день откладывала возвращение в родную
деревню: у несчастной женщины не хватало на это духу. Ведь у нее на глазах
сгорел ее дом, скот разбежался, погибло все имущество, а муж еще семь лет
назад пал смертью храбрых - кто знает, сохранилась ли хоть частица его праха
в никому не ведомой яме на острове Лобо? Столько испытаний обрушилось на эту
женщину, что они ее пришибли, она отупела, стала нерешительной, боязливой.
Чтобы избавить семью от самой горькой нищеты, ей помогли отдать сына в
ученье, а дочь пристроили служанкой, сама же она, добывая себе на
пропитание, ходила на поденную работу в зажиточные дома своего квартала;
случалось, эта маленькая коренастая женщина молча плакала, не выпуская из
рук швабры; отработав день, она не искала отдыха и развлечения в болтовне с
соседками у дверей бакалейной лавки, а спешила в свою нору. Никто хорошенько
не знал, что о ней сказать и что думать.
Сейчас она робко стояла у порога. Рамело поманила ее рукой, затем
подозвала знаками повивальную бабку и увела обеих в гардеробную, оставив
дверь отворенной, - гардеробная одинаково была удалена и от алькова спальни
и от окна; три эти женщины, едва различимые в темной комнатушке,
наклонившись друг к другу, стали совещаться. Жозефа Браншу кивала головой,
выслушивая указания, которые ей давали. Вскоре она опять появилась в
спальне, торопливо прошла через нее и скрылась в прихожей; вслед за ней
возвратились две другие собеседницы. Повивальная бабка, указывая глазами на
мужа Лидии, что-то спросила у Рамело, та отрицательно покачала головой:
"Нет", - и ему даже показалось, что она пожала плечами. Флоран, как будто
ничего не замечая, смотрел в окно; на улице послышались чьи-то шаги, и на
мостовой показалась Жозефа, быстрым шагом направлявшаяся в сторону улицы
Тиру.
Затем долго не происходило ничего необычайного. И вдруг в тишине
спящего города донеслось издалека позвякивание. Флоран прислушался. Звук
становился все отчетливее. Это был легкий, прерывистый звон, раздававшийся
все ближе и ближе. Наконец мимо домов" замелькал огонек; колокольчик
зазвенел громче, в сумраке обозначился белый стихарь - стало ясно, что по
безлюдным улицам посланец церкви нес Лидии святые дары.
Когда священник ушел, роженица, которой причастие как будто возвратило
немного сил, приподняла руки, подержала их в воздухе, протягивая к чему-то
невидимому. Рамело первая поняла ее.
- Младенцев... - сказала она. - Младенцев просит принести.
Принесли новорожденных. Они громко кричали, оба были уже запеленаты, но
на новый лад, ручки у них оставались свободными. У одного запястье было
обвязано лентой - отличительный знак его первородства, предосторожность
излишняя, так как родинка на груди старшего сына, которую пока еще доглядел