"Филипп Эриа. Семья Буссардель (Роман) " - читать интересную книгу автора

пришли на ум мысли о дерзких спекуляциях этого благотворителя. Но после
заставы его размышления приняли иное направление - больше касались его
собственного положения и будущего.
С улицы Курсель он свернул влево, на улицу Валуа дю Руль. Эти места,
которые он мало знал, заинтересовали его. Улица тянулась между оградой парка
и редкими особняками, выстроившимися неровным рядом вдоль мостовой;
прилегающие к ним сады и огороды расположены были позади домов; некоторые
участки доходили до края плато, другие же спускались в котловину, к Парижу,
и в конце их чуть виднелись верхушки деревьев, посаженных внизу.
Немного дальше исчезали и дома, и даже сады; пошли питомники и
засеянные поля. Флоран остановился, внимательно посмотрел вокруг. Сельский
характер этого уголка поразил его. Можно было подумать, что находишься за
чертой города, где-нибудь в деревне - в Пасси или Вожираре. Тут не было
атмосферы уединенности, царившей в Отейле, но место было столь же
привлекательное, да еще имевшее кое-какие преимущества... "Подумать только,
- рассуждал про себя Флоран, - ведь теперь в большой моде иметь дома в
окрестностях Парижа; коммерсанты и банкиры обязательно хотят обзавестись
дачей, куда бы они могли уезжать в субботу и возвращаться в город в
понедельник к часу открытия биржи. Сушо, например, построил себе дачу в
Медоне. Но зачем забираться в такую даль, когда в Верхнем Руле и в Нижнем
Муссо сколько угодно свободных участков, где можно устроиться со всеми
удобствами?" Пройдя еще немного, он снова остановился и стал думать
0 том, что этот почти дикий уголок - последняя позиция, где природа еще
сопротивляется Парижу, и что занимает он большую площадь - верхний конец его
доходит до акведука окружной дороги, а нижний почти до заставы Клиши и
спускается к Маленькой Польше. Сколько места пустует!.. И ведь как близко: в
четверть часа доедешь сюда в кабриолете от Больших бульваров, и в полчаса -
от улицы Фейдо, центра деловой жизни Парижа. Самый заурядный буржуа, имеющий
кабриолет, мог бы поселиться здесь; каждый вечер приезжал бы домой - не
только в конце недели, а ежедневно под вечер, - наслаждался бы здесь покоем,
тишиной, чистым воздухом, любовался бы настоящей зеленью, не похожей на
пропыленные городские трельяжи. Флорану уже представлялись выросшие тут
современные особнячки с английским садом, разбитым перед домом, и с
просторным двором, роскошные виллы, виднеющиеся в конце въездных аллей,
обсаженных красивыми деревьями. Он решил поделиться своей идеей с господином
Сушо. Но он вовсе не мечтал приобрести для самого себя в этом пригороде хотя
бы маленький флигелек: он еще не мог позволить себе такой роскоши. Нет, он
смотрел на дело шире, думал о другом.
Он двинулся дальше. Воображение его заработало, но его подстегивала не
жажда наживы и не склонность к спекуляциям. Скорее всего Флорана вдохновляла
приязнь к родному городу, забота о возможностях его дальнейшего роста,
своего рода вера в Париж; все эти чувства были у него врожденными, как
инстинктивная тяга к земле у крестьянина, как любовь к воде у жителей
прибрежных селений. Париж был для него подлинной родиной, почвой, питающей
его, фундаментом для построения семьи, и Флоран хорошо знал, что ни его
личное горе, ни скорбь об унижении знамени не затронут столь прочной основы.
Оттого-то крепок и он сам, Буссардель. Он не мог представить себе, кем бы он
был, если бы родился не в Париже, а где-нибудь в другом месте. Как это можно
- не быть парижанином!
От улицы справа начался переулок, - в сущности говоря, дорожка,