"Джорджетт Хейер. Запретные желания " - читать интересную книгу автора

ее до ворот своего дома, сказала себе, потирая руки: "Ну, эта никуда не
денется!"
Нелл уже твердо решила, что она уплатит долг, причем без помощи
Кардросса. Каждый день с момента получения счета от мадам наполнял ее все
новым страхом, что он об этом узнает; она уже не могла разумно рассуждать;
ее долг и предполагаемое возмущение Кардросса, когда ему придется
оплачивать этот счет, приобрели столь преувеличенные размеры, что ей стало
казаться, будто это может разрушить всю ее жизнь. И рядом не было никакого
трезвого советчика, который мог бы охладить ее разыгравшееся воображение и
направить мысли в более здравое русло. Летти, основываясь на своем
собственном опыте, советовала уладить дело всеми правдами и неправдами,
пока Кардросс ни о чем не проведал; а Дайзарт, знавший, насколько его
собственные набеги на кошелек сестры способствовали создавшемуся положению,
готов был зайти как угодно далеко, лишь бы выполнить свою задачу. Но вера
Нелл в Дайзарта была поколеблена. Летти могла еще восхищаться его планом,
но только не Нелл. Попытка брата казалась ей возмутительной, а мысли о его
возможных новых проделках повергали ее в ужас. Нет, надеяться на Дайзарта
нельзя, а кроме него, ей не к кому обратиться.
Такие мысли не приносили успокоения и без того взвинченным нервам. В
ней все больше росла убежденность, что у нее нет друзей и что она
окончательно запуталась. Она тонула в жалости к самой себе, представляя
свой долг суммой, которая способна разорить и набоба, а своего мужа -
скупцом с каменным сердцем.
Вот в таком настроении она и выходила сейчас из своей коляски, и лишь
немного пришла в себя, когда кучер спросил, понадобится ли ей еще экипаж.
Само упоминание об экипаже рассеяло несправедливые мысли о Кардроссе. Ведь
когда она однажды восхитилась коляской своей подруги, он подарил ей точно
такую же, да еще с парой лошадей, затмивших все остальные упряжки в городе!
Ей не нравилось знаменитое ожерелье Кардроссов - вселяющая благоговейный
ужас коллекция изумрудов и бриллиантов, оправленных в золото. Тогда он,
вместо того чтобы обидеться, сказал, что она может надевать его только в
торжественных случаях, и подарил ей прелестный кулон. "На каждый день!" -
сказал он с неотразимой улыбкой.
Жалость к себе сменилась самобичеванием. Из скупого тирана Кардросс
превратился в самого щедрого человека на свете, с которым жена обращается
хуже некуда, а вот она сама - воплощение эгоизма, расточительности и
неблагодарности. И если Дайзарт говорит правду, то к этим грехам нужно
добавить еще глупость и слепоту. Теперь ей казалось удивительным, что
Кардросс так долго сохранял терпение. Может быть, он уже жалеет о порыве,
который заставил его сделать ей предложение; вполне возможно даже, что
холодность и испорченность супруги уже оттолкнули его и вернули в объятия
леди Орсетт.
Год назад Нелл, поучаемая своей мама, приготовилась воспринимать леди
Орсетт как неминуемый крест, который жена должна нести безропотно; но между
девушкой, считавшей, что она вступает в брак по расчету, и молодой женой,
которая вдруг осознала, что с ее стороны это брак по любви, была огромная
разница. Мать едва ли узнала бы свою кроткую, прекрасно воспитанную дочь в
молодой женщине с горящими глазами, которая произнесла сквозь крепко сжатые
зубы: "Она его не получит!"
Эта решимость, какой бы похвальной она ни была, лишь усилила ее