"Джорджетт Хейер. Смерть шута" - читать интересную книгу автора

если в Тревелине поселятся все внебрачные дети мистера Пенхоллоу, то в
просторном замке станет чертовски тесно. Поэтому он был доволен своей
судьбой в целом и не задавался лишними вопросами о своем происхождении и
своих правах. Молодые законнорожденные дети мистера Пенхоллоу, чья
врожденная грубость не раз заставляла их мачеху краснеть до корней волос,
попросту не замечали Джимми, не опускаясь ни до утаивания, ни, наоборот,
афиширования его родства с ними. Они просто называли его Джимми Ублюдок, вот
и все. Они не удостаивали его большего. И все они, за исключением разве что
Ингрэма, второго сына Пенхоллоу, который жил в Дауэр Хаус и потому вообще
очень редко видел Джимми, - все они не любили Джимми, хотя и в разной
степени. Юджин часто жаловался, что Джимми ведет себя вызывающе. Чармиэн
настаивала, что Джимми нечестен и нечист на руку. Обри постоянно возмущался
его неряшливым внешним видом. Близнецы, Бартоломью и Конрад, в один голос
попрекали его за лень и небрежность в работе. Раймонд, старший сын
Пенхоллоу, ненавидел Джимми с такой невыразимой силой, которая уже не
требовала каких-либо рациональных объяснений и поводов для придирок. И
Джимми платил Раймонду той же монетой, но только молча. Он не смел возражать
старшему сыну Пенхоллоу. Его отношение к Раймонду могло бы выразиться,
например, в том, что он не почистил бы его ботинки.
Но Джимми не отваживался на такую дерзость. Пенхоллоу только рассмеялся
бы, если Джимми, его незаконнорожденного сына, поколотили бы за это. А
следовало сказать, что Пенхоллоу в свое время собственноручно порол всех
своих законных отпрысков, не из-за каких-то провинностей, а просто чтобы
утвердить свою над ними полную власть. Сейчас, к старости, его некогда
крепкие мускулы уже потеряли былую силу, и он не стал бы сам работать
розгой, но злобный дух его оставался прежним, и он мог приказать сделать то
же самое любому человеку в доме. Он прожил свою жизнь в грубости, опасностях
различного рода и не испытывал ни к кому ни малейшей жалости и даже к
старости не смягчился. Надо сказать, что он часто выказывал свою симпатию к
Джимми, однако было непонятно, делает ли он это искренне или только из
желания побольнее уколоть своих законнорожденных детей... Никто не понимал
этого, и сам Джимми - в первую очередь.
На длинной полке оставалось восемь пар обуви. Джимми обвел их взглядом
и отметил элегантные, на тонкой подошве и с заостренными носами, туфли
Юджина и рядом - туфельки его жены Вивьен... Дойдя почти до самого конца
полки, глаза Джимми наткнулись на поношенные и потрескавшиеся штиблеты
Рубена Лэннера, который работал и жил в Тревелине с незапамятных времен,
даже дольше, чем сама тетушка Клара, и с гордостью называл себя дворецким
мистера Пенхоллоу. Джимми не испытывал к Рубену никакой особенной симпатии,
но понимал преимущества того особого положения, которое тот занимал в доме,
и потому не возражал против того, чтобы чистить его туфли.
И вот в самом конце ряда Джимми увидел пару дешевых туфель на высоком
каблуке, и гримаса отвращения перекосила его лицо. Он взял эти туфли и
переложил на пол под калошницу с таким омерзением, будто тронул дохлую
лягушку. Это были туфли Лавли Трюитьен, личной служанки миссис Пенхоллоу...
Нет, он не собирался начищать туфли этой мерзкой кошке, нет уж, кто угодно,
только не он. Это была нахалка, каких мало. Но она шествовала по дому так
тихо, всегда с таким невероятно скромным видом, что тошно становилось, а она
только поглядывала гадким взглядом из-под якобы стыдливо опущенных длинных
ресниц, намазанных какой-то черной дрянью. Она приходилась племянницей