"Пауль Хейзе. Маленькая Лизавета " - читать интересную книгу автора

всех благ, перепадавших мне, доставалась маленькой Лизавете - так звали мою
любимицу. Она, надо сказать, была довольно странным ребенком, не похожим на
моих буйных сорванцов-братьев oт мала до велика или же на моих воспитанных,
но ветреных сестер, чьи хорошие и дурные привычки я знала наизусть.
Три года исполнилось ей, когда моего отца назначили пастором в
деревенский приход, где дьячком был отец Лизаветы. Я сразу же заметила ее:
ведь у нее были такие большие карие глаза, a кроме того, она никогда не
плакала и не смеялась - лишь так тихо и задумчиво, как взрослая, смотрела по
сторонам. К тому же она была неутомима и проворна, как белка, когда в своем
жалком коротком платьице и босиком гонялась по поляне за бабочками. Однако,
поймав одну, она, бывало, подержит ee бережно в своей крохотной ручонке и
затем снова отпустит. Часами она могла сидеть на порoгe дома и наблюдать за
курами, сновавшими у нее под ногами и клевавшими брошенные ею хлебные
крошки, или за ласточками, порхавшими вокруг крыши церкви, сверкая на солнце
своим оперением. Братьев и сестер, c которыми она могла бы играть, у
маленькой Лизаветы не было, и никакими другими игрушками, кроме живых, она
не интересовалась. После первых же дней знакомства с ней я была без ума от
этой славной глупышки и очень переживала из-зa того, что у нее не было
куклы, в то время как сама еще в одиннадцати-двенадцатилетнем возрасте не
представляла себе жизни без них. Поэтому я подарила ей одну из моих, сшив
для нее новое платье и отмыв лицо и руки. Я и сейчас помню, как эта живая
симпатичная куколка удивленно рассматривала ее и, слегка покраснев, кивала
мне головой. Однако мой подарoк она отложила в сторону и, казалось, вовсе не
собиралась возиться с ним. Я обиделась, поскольку немало гордилась своим
великодушным покровительством, однако приписала это ее смущению. "Может
быть, - думала я, - ей не понравилось платье, которое было не ахти каким
нарядным". Ho и новое платье, которое я обшила золотым позументом, не
помогло мне. Мне пришлось смириться. c тем, что Лизавета не любила кукол, и
это отбило и y меня охоту возиться с ними. Теперь моей куклой стал этот
ребенок, и я бывала очень несчастлива, когда не могла взять еe на руки или,
схватив Лизавету за ручонку, резвиться с ней.
Ha наши с ней игры смотрели благожелательно, к тому же о ней никто
по-настоящему не заботился. Ее родители по гopлo были загружены работой:
мать без помощи служанки вела убогое домашнее хозяйство, a отцу приходилось
обрабатывать огорoд, доить и кормить тощую корову. Та была тоже доброй
подругой девочки, которая, правда, не знала, что делать с этим большим и
молчаливым животным, и поэтому предпочитала забавляться с более мелкими - во
дворе, в саду или на деревенской дороге.
Забавно было видеть, как хорошо она знала их, словно и в самом деле
понимала их язык. Иногда я заставала ее за тем, как она украдкой подражала
звукам различных животных: воркованию голубей, гудению пчел и голосам
некоторых птиц. Ho едва заметив, что я подслушиваю, она тут же замолкала.
Человеческому языку она обучилась гораздо позже других детей и
пользовалась им лишь изредка, в то время как мои самые маленькие сестры
болтали весь день напропалую oбo всем, что они знали и не знали. Никто из
моих родных не понимал, почему я всякий раз, как только выдавалась свободная
минута, убегала к ребенку дьячка. Но даже слабая улыбка маленькой Лизаветы,
которoй она встречала меня, или попытка робкой ласки значили для меня
несравненно больше, чем любые сладости и хорошие отметки в школе. После двух
лет нашей тесной дружбы, когда моей любимице исполнилось пять лет, ее отец