"Пауль Хейзе. Маленькая Лизавета " - читать интересную книгу автора

Однако укус оказался глубоким: была повреждена вена. Хотя с помощью повязки
удалось приостановить кровотечение, тем не менее, по мнению банщика, случай
был серьезный и родителям следовало бы почаще менять холодные компрессы,
пока из ближайшего городка не привезут лед.
Я сразу же захотела пойти туда и поухаживать за малышкой; но мне не
разрешила мать. Только рано утром я смогла пойти к ней и, придя, застала ее
сидящей в постели в приступе лихорадки; перед ней на шерстяном одеяле сидел
Ханнесле, и она время от времени гладила его горячей ручонкой, никого не
узнавая, кроме меня и него. Это было душераздирающее зрелище: я должна была
сдерживаться, чтобы в голос не разреветься, но ни уговорами, ни силой меня
нельзя было вытащить из комнаты весь день и следующую ночь. Только ближе к
утру я на часок вздремнула. Но когда я снова открыла глаза, мои бедная
любимица уже закрыла свои навеки.
Доктор, которого вызвал из ближайшего городка по моей просьбе мой отец,
объяснил, что повязка была недостаточно чистой и плохо наложена, так что на
ране остался клочок от рукава платья, что и привело к заражению крови.
Это было первым страданием в моей молодой жизни; я словно окаменело от
горя и перестала интересоваться происходящим. Я помню, как нa третий день я
провожала маленькую покойницу нa кладбище и меня вели две моих сестры. Из
надгробной речи моего отца я не поняла ни слова и, едва гробик украсили
венками и были брошены горсти земли, я разрыдалась и безвольно дала матери
отвести себя домой и уложить в постель. Тут, после бессонных ночей и
переживаний, я заснула как убитая. Я не услышала, как три младших моих
сестры, спавших вместе со мной в мансарде, пришли и, раздевшись, легли в
постель.
Была как раз середина летa, и в комнате, где стояли четыре наших
кровати, становилось все более душно; наконец мою грудь сдавил многопудовый
кошмар, и я c громким стоном вскочила, пытаясь избавить от него. Стояла
полная луна, в комнате было светло, как днем, и я отчетливо видела лица
сестер и то, как они тоже тяжело дышали во сне. Я, помнится, встала и пошла
открывать окно. Но не успела я обернуться, как дверь напротив окна тихо
открылась и в комнату вошла девочка, похороненная нами вечером, и,
остановившись у порога, посмотрела на меня своими широко раскрытыми глазами.
Она была в том же белом платье, в которoм ee положили в гроб, и в веночке,
сидевшем несколько криво на каштановых волосах; очень бледна, но не
мертвенной бледностью - и вообще, она не казалась ни странной, ни
неприятной. Лишь в первое мгновение я вздрогнула от страха, a затем уже,
спокойно посмотрев на ребенка, кивнула и сказала: "Это и в самом деле ты,
Лизавета? Как ты пришла сюда? Тебе что-нибудь нужно от меня?"
Бедное дитя ничего не ответило и лишь поманило меня рукой.
"Что ты хочешь сказать? - снова спросила я. - Ты не хочешь ложиться
спать? Может быть, мне нужно проводить тебя?"
Она снова ничего не ответила и, сделав страдальчески-умоляющее лицо,
опять поманила меня.
"Ну ладно, - сказала я, поскольку и при жизни я не смогла бы ни в чем
ей отказать, - подожди, я сейчас иду". Когда я, успев надеть лишь нижнюю
юбку и натянуть чулки (сестры тем временем продолжали мирно спать), увидела,
что девочка повернулась, и ее маленькие босые ножки стали бесшумно удаляться
от меня, то вслед за ней на цыпочках вышла из комнаты и спустилась, не
скрипнув ни одной ступенькой, вниз по лестнице.