"Джек Хиггинс. Игра для героев" - читать интересную книгу автора

головой окунусь в волны прибоя, лучше повесить ее на шею, пусть болтается.
В стране слепых одноглазый - король. Бог знает почему я вспомнил эту
поговорку, когда спустился по узкой расщелине утеса футов на двадцать -
тридцать и оказался на скалистом выступе. Рабочие на склоне холма увидели
меня сразу же, а тот, что был на берегу, успел вернуться к проволочному
заграждению и шарил в поисках лазейки.
- Не выйдет! Слишком много мин! - крикнул я по-французски. - Дай-ка я
попробую!
Обернувшись, он глядел на меня - туповато и огорошено, словно был не в
себе. Пришлось повторить то же самое по-английски и по-немецки, чтоб до
него дошло. Чуть ниже выступ утеса выдавался вперед футов на тридцать над
глубиной. Когда мне было двенадцать, я сиганул с него, чтобы удивить
Симону. Она здорово перепугалась и целую неделю потом со мной не
разговаривала. Это воспоминание промелькнуло в голове, когда я на миг
задержался на выступе.
Хорошее утро... прелестное утро для того, чтобы умереть. Я глубоко
вдохнул и прыгнул.
Вода была такой холодной, какой она бывает в Ла-Манше после вторжения
ледяных потоков от берегов Ньюфаундленда. Я ушел глубоко под воду и изо
всех сил заработал руками и ногами в подхватившем меня течении.
На мне были брезентовые ботинки на веревочной подошве, штаны из
плотной хлопчатобумажной ткани и вязаный свитер вроде тех, что носят рыбаки
острова Гернси. Я нарочно не стал раздеваться: в холодной воде одежда
помогает сохранить тепло. Вынырнув, я поплыл в сторону залива Лошадиная
Подкова - сотня ярдов в жутком холоде.
Огромная приливная волна, выкатывающаяся из открытого моря в
пространство между островами пролива, поднимает уровень воды в заливе
Сен-Мало на тридцать футов; я ощущал ее неумолимую силу, что толкала меня
вперед, чуял за спиной полчища пенных гребней, которые цепь за цепью будут
накатываться на берег и с шипением разбиваться о него.
Плыть, в общем, было нетрудно. Единственное, что надо было делать, -
держаться на плаву, остальное брал на себя прилив. Боковым зрением я видел
рабочих на зеленеющем склоне между утесами и человека по другую сторону
колючей проволоки - до тех пор, пока огромная волна не подхватила меня
железной хваткой и не понесла с такой скоростью, что дух захватывало.
Я почувствовал дно, вытянув руки в поисках опоры понадежнее, - и в
мгновение ока очутился на песке, вынесенный схлынувшей волной. Человек в
желтом спасательном жилете был слева не более чем в тридцати футах.
Опершись на одно колено, я переждал накат очередной волны, затем поднялся и
двинулся к нему.
Это был молодой, лет семнадцати, немецкий матросик, судя по нарукавной
нашивке - радист. Вся его левая рука от плеча до кисти была вдрызг
разворочена, вот отчего он казался таким беспомощным.
Когда я приблизился к нему, он тщетно пытался ухватиться за колючую
проволоку. Привстав на колено, я перевернул его на спину. Парнишка, похоже,
был в глубоком шоке - он смотрел поверх и сквозь меня бессмысленными
остекленевшими глазами. Когда новая волна окатила нас, я придержал раненого
рукой; когда же, продрав глаза от едкой соленой влаги, я глянул сквозь
проволоку, то увидел, что рабочие спускаются по тропе в сопровождении трех
немецких солдат; у двоих немцев в руках были пистолеты-пулеметы.