"Сьюзен Хилл. Однажды весенней порой (Сб. "Современная английская повесть")" - читать интересную книгу автора

сжимала в ладонях каждую из кур, одну за другой, и чувствовала мягкость
перьев, и жесткость крыльев, и проникавшее сквозь них тепло их крови и
тела. Куры никогда не пытались вырваться из рук, если только она не брала
какую-нибудь из них слишком неосторожно; тогда курица начинала хлопать
крыльями ей в лицо, и она отпускала ее и брала другую, давая той,
встревоженной, успокоиться.
Бен посмеивался над ее привязанностью к курам. Бен не испытывал к ним
неприязни - они полезны, говорил он, и не доставляют беспокойства, к тому
же несут яйца. Но они глупые создания, с этим не поспоришь: у них
маленькие головки, крошечные мозги, и они так неуклюже движутся,
подскакивают и вспархивают. Он просто никак не мог поверить, что Рут умеет
отличить их одну от другой: ему казалось, что все они совершенно
одинаковые, тускловато-коричневые. Вот Валаам - другое дело, Валаам
пробуждал в нем интерес, он был забавен и проявлял характер, а какой
характер у кур? Рут в ответ только качала головой, не умея ничего
объяснить, а ему, в общем-то, было все равно, да и Рут тоже было все равно
- пусть себе посмеивается.
Она опустила дверцу курятника, заперла его и постояла с минуту,
прислушиваясь к беспорядочным шуршащим звукам внутри - куры усаживались на
насест. Но вот они затихли, и с этим было покончено, и оставалось только
вернуться домой, а ей не хотелось этого - ей никогда не хотелось
возвращаться домой. Это был не страх. Вернее, если и страх, то лишь перед
тем, что жило в ней самой, и перед воспоминаниями, и перед тишиной, в
которой так гнетуще звучали в ушах ее собственные шаги, когда она
переходила из комнаты в комнату.
Она помедлила, стоя возле курятника. Потом прошла между грядками,
опустилась на колени, нащупала холодные, влажные листья шпината и зарылась
в землю руками, разгребая ее, пока не нащупала картофелину, за ней -
другую. Она решила приготовить себе еду - она испечет их на несильном
огне, намажет маслом и съест. Это будет угощенье. Это будет все-таки хоть
что-то.
Алые цветы вьющихся бобов казались совсем серыми в свете луны, словно
побеги ракитника. Это Джо пришел, посадил их и обнес колышками; он посеял
ряды семян, а потом пропалывал растения по мере того, как они росли. Джо,
который никогда не спрашивал, что нужно сделать, - сам все понимал и молча
принимался за дело. Джо знал, что только его одного она пустит к себе в
дом, чтобы как-то помочь ей, а иной раз перекинуться с ней словом. Джо,
брат Бена и такой непохожий на него, непохожий ни на кого из их семьи. Ему
было четырнадцать лет, но могло бы быть и сто - так много он знал, и так
был мудр, и так глубоко чувствовал и понимал чувства других. Ей было легко
с ним, потому что он совсем не походил на Бена, хотя, несмотря на разницу
в четырнадцать лет, братья были очень близки друг к другу. Но она любила
Джо просто за то, какой он есть, и еще за то, как он относился к ней, а не
потому, что он был Брайс и брат ее покойного мужа.


Стоя на кухне, она произнесла:
- Я испеку их. Картошки. Испеку. - Она произнесла эти слова вслух,
почти выкрикнула их. Ее уже больше не пугало то, что она разговаривает
сама с собой, ей перестало казаться: значит, я схожу с ума.