"Сьюзан Хилл. Миссис де Уинтер " - читать интересную книгу автора

того мира, который открывался мне, к этому еще примешивались удивление -
неужели я дома? - благодарность и чувство вины за эту радость, которую я
должна держать при себе и в которой не могу сознаться ни Максиму, ни кому
бы то ни было другому.
Предыдущую ночь я проворочалась на непривычной холодной постели под
стук колес поезда, идущего среди серых однообразных французских равнин, сон
мой был неглубоким и тревожным, меня одолевали мысли, навеянные нашим
путешествием. И вдруг сегодня, проснувшись, я оказалась в полной тишине,
среди полного молчания и в течение нескольких секунд не могла понять, где я
и почему. А затем, все вспомнив, испытала необыкновенное возбуждение и
счастье. Оказаться здесь, в Англии, после долгих лет чужбины и ностальгии -
радость от сознания этого затмила реальность произошедшего.
Комната была залита удивительным лунным светом, который падал на
выкрашенный в белый цвет туалетный столик, придавал особый оттенок светлым
стенам, играл отблесками в зеркале и на стекле картины, серебрил ручки моих
щеток для расчесывания. Я бесшумно пересекла комнату, боясь скрипнуть или
произвести какой-нибудь иной звук, который может разбудить Максима, боясь
даже бросить взгляд на длинную фигуру на кровати, принявшую позу эмбриона,
зная, насколько он измучен, измотан физически и морально и насколько
нуждается в сне. В гостинице я упаковала наши чемоданы наскоро, не вполне
представляя, какие вещи следует брать, - у нас не было прислуги, которая
могла бы об этом позаботиться, поэтому все легло на меня, - и теперь была
вынуждена несколько минут копаться в своем саквояже, чтобы нащупать
пальцами мягкий хлопковый халат.
Набросив его, я подошла к окну и слегка отдернула штору. Это не
разбудило Максима, и тогда я отодвинула защелку и открыла окно.
Я выглянула из окна, и сад показался мне волшебным местом, сценой из
некой волшебной сказки. Я увидела пейзаж невероятной красоты, настоящее
чудо и вдруг поняла, что мне никогда не забыть эти дивные мгновения, как бы
впредь ни сложилась у нас жизнь, что для меня они останутся воспоминаниями,
которые будут подпитывать меня, как порой, втайне от других, меня
подпитывали воспоминания о нашем розарии, каким он виделся мне из окон
нашего старого Мэндерли.
В центре лужайки возвышался огромный остролист, он отбрасывал идеально
круглую тень, напоминающую раскинутую на светлой траве юбку; через разрыв
изгороди из тиса я увидела в отдалении серебристый круг бассейна с каменным
бордюром по краю. Головки последних георгинов и хризантем казались черными,
зато их стебли серебрились под луной. Серебристо-серым светом отливала
односкатная шиферная крыша. Вдали виднелся яблоневый сад, в котором еще
оставались на ветвях последние яблоки, здесь и там серебрились темные
ветви, а за садом, на взгорье, угадывалось пастбище, где паслись серые,
словно привидения, лошади.
Я смотрела в окно и думала, что мне вовек не наглядеться на все это, и
мне в голову пришли строчки стихотворения, которое я выучила, должно быть,
еще в школе и затем никогда о нем больше не вспоминала.
Небо дозором обходит луна, Льет тихо свет серебристый она, На
серебристые смотрит сады, Где серебристые зреют плоды,
Реки, озера полны серебра. Все в серебристой росе до утра. В мире
серебряная тишина... Небо дозором обходит луна.
Однако не только вид сада так тронул и взволновал меня; запах ночного