"Владимир Хлумов. Сухое письмо" - читать интересную книгу автора

Когда кончилась война, отец пришел с фронта и меня отправили в детский
сад. Это время я помню. Очень помню, потому что мне стыдно за себя. Сейчас,
прежде чем я заберусь на табуретку, я должен обязательно признаться в этом.
Но не только, чтобы очистить совесть. Моя совесть чиста! И я докажу это
делом. Но я должен признаться, чтобы вы лучше поняли мою любовь к НЕМУ. Так
вот, было время, мне стыдно за себя и горько, было время - я не любил ЕГО.
И не только не любил, даже не уважал, и даже хуже, гораздо хуже, был
момент, когда я ненавидел ЕГО! Вот. Вот и написал. Написал и стал
сомневаться, искуплю ли я свою вину, даже если сделаю то, что задумал? Но
нет, пусть не думают враги советской власти, что у меня возникли сомнения.
А я знаю, сейчас, в эти страшные дни могут поднять голову ЕГО враги, могут
предать ЕГО светлое имя. Так узнайте обо мне, вдумайтесь, прежде чем
нападать и разрушать, есть ли у вас такой ребенок, есть у вас дети,
способные совершить то же, что и я, ради ваших разрушительных идей? Да, был
момент - я ненавидел ЕГО. Но ведь вы сами, Витольд Яковлевич, заявляли, что
истинная любовь та, что родилась из ненависти, и что истинная вера приходит
через неверие. Так что выходит, и с вашей точки зрения мое детское
заблуждение ничего не опровергает.


Когда кончилась война, отец пришел с фронта, и у него на груди был
орден. Отец часто садил (это слово было зачеркнуто и вставлено "жал", но
после снова восстановлено) меня на колени и орденом колол мою щеку. Но я не
жаловался, не чувствовал боли, мне наоборот от боли было хорошо и тепло на
его коленях сидеть. И я радовался вместе с ним, что кончилась война, и что
я есть у него, и что он есть у меня. Очень родители меня любили, но еще
больше любили ЕГО. Например, принесут домой хлеба, сядут кушать и
обязательно скажут спасибо ЕМУ. Или купят мне обнову и обязательно ЕГО
добрым словом помянут. И тут я, несмышленый, позавидовал ЕМУ и стал плохие
мысли о НЕМ думать. Мне вдруг горько стало, что родители любят больше меня
какого-то чужого человека, и вспоминают ЕГО постоянно, и хвалят ЕГО, хотя
ОН совсем никакая нам не родня и никогда даже дома у нас не побывал. Теперь
я знаю, что это называется ревность - проклятый пережиток, злобное пятно,
недобитое гражданской войной. Но нехорошие мои чувства вскоре прекратились,
потому что не было для них условий.


Кончилась война, и я поступил в детсад. А в детсаде нянечки ласковые,
добрые, детишек любят, но еще больше любят большого красивого дядю на
портрете. Да так сильно любят, что с утра до вечера вместе с детишками
песни благодарности про дяденьку поют. Конечно, мне теперь смешно
вспомнить, как я остолбенел, когда понял, что дяденька на портрете и ОН -
один и тот же человек. Как же я тогда обрадовался! Что же я, оболтус,
завидую ЕМУ и злюсь на папу с мамой, если все люди любят ЕГО больше, чем
себя. Вы, Витольд Яковлевич, когда нам про Достоевского рассказывали,
несколько раз повторили. Все могут любить одного человека, только если он
бог, а бога нету. Зачем вы это сказали, Витольд Яковлевич? Нет, видно, не
зря вы враг народа, вы думаете, что раз дважды два четыре, то вы и правы?
Так узнаете же вы скоро, что хоть дважды два четыре, а все-таки я сделаю
это. И тут, я думаю, и произойдет ваше перевоспитание. И зачем вы