"Владимир Хлумов. Сухое письмо." - читать интересную книгу автора

и того лучше. Меня отец на руки берет и несет на площадь, где все люди
ЕГО благодарят и любят, и там на площади меня ЕМУ показывает. Поднимает
высоко над головой меня, выше знамен и бумажных цветов, а я от слез не
могу разглядеть, где ОН там над Лениным стоит. Испугался я очень, думал,
уже пройдем мимо, а я ЕГО не увижу, не сравню с портретом. Кричу отцу -
отпусти. Он меня за руки держит, и я слез не могу вытереть, чтобы все увидеть.
Вырвался я, вытер глаза и близко, близко ЕГО увидел. Даже испугался вначале,
ОН рукой махнул, будто узнал меня, вспомнил про те разговоры, что я с ЕГО
портретом вел, будто мы опять одни остались и всю ночь проговорили. Был
такой случай. С работы никто за мной не пришел. Одна нянечка и я на весь
детский сад. Долго нянечка ждала, все надеялась, что придет кто-нибудь,
заберет меня, но никто не пришел, и она сказала, чтобы я ложился спать,
а сама пошла домой. А я спать не пошел, а пошел в актовый зал к портрету
и всю ночь рядом с НИМ просидел. Много о чем мы переговорили, но это уже
наша тайна. И вот на параде ОН знак мне подает, вижу, мол, тебя, малыш,
узнал, мол, тебя. И я ЕМУ в ответ машу и кричу во все горло. А кричу потому,
что страшно стало. Ведь если ОН меня из всех людей выделил, приметил, значит,
думает, что любовь моя намного больше, чем у остальных, а я-то знаю, что
другие не меньше моего любят и чтут ЕГО. Мне стыдно стало, что не оправдал
я ЕГО догадки, что я ЕГО как бы обманываю и нечестно пользуюсь ЕГО вниманием.
И решил я с того раза непременно любить ЕГО лучше других.
Кончилась война, и меня отдали в детский сад, чтобы я не мешал родителям
поднимать от разрухи Родину. Мне было хорошо так жить, потому что каждый
вечер родители забирали меня домой, а если они задерживались в учреждении,
у меня был тайный разговор в актовом зале. Хорошо, что они иногда оставляли
меня на ночь одного - я научился размышлять и самостоятельно любить ЕГО.
Да, Витольд Яковлевич, ОН не бог. Бог бессмертен, а ОН сегодня умер. Страшное
это слово - скончался. Но я не боюсь смерти. Я могу написать это слово
тысячу раз и все равно не изменю своего решения. Если бы я боялся умереть,
я бы обходил это слово молчанием теперь, когда осталось мне немного времени
жить. Я это знаю по себе. Когда мы с мальчишками курили незаметно папиросы,
то при учителях боялись даже произнести слово "курить" или слово
"папиросы". Это оттого, что мы боялись курить. Но однажды я поговорил
с НИМ ночью, и ОН мне сказал, что нехорошо чего-нибудь бояться, и я ЕМУ
дал клятву, что никогда не буду трусить, и бросил курить навсегда. Смерть
вовсе не страшная, если ты уверен, что она поможет будущим людям. Нужно,
чтобы все знали, чем ОН был для меня. Я уверен, и мне не страшно. А вы,
Витольд Яковлевич, не были уверены, и потому испугались, когда вас обсудили
на дирекции, и после вы перед линейкой праздничную речь произносили и часто
ЕГО упоминали. Но я вам не поверил, потому что вы врать совсем не умеете,
и у вас дергается нижняя губа,и подбородок морщится, если вы говорите неправду.
А ведь вам смерть не грозила, как людям на войне, вас бы в крайнем случае
перевоспитали физическим трудом. Но тайное рано или поздно становится явным.
Вы любили нас запугивать этим выражением, а сами, наверно, его же и боялись.
Зря вы меня жалели и уделяли больше внимания, чем другим. Я потом узнал,
вы всем говорили: "Я хочу говорить с тобой как равный с равным."
Неужели вы не знаете, что в детдоме не бывает скрытых разговоров.
Когда закончилась Великая Отечественная война, я окончил детский сад
и поступил в школу. В школе лучше, чем в детском саду. В школе больше актовый
зал и больше портрет. Я мог издалека ЕГО разглядывать, оставаясь после