"Питер Хег. Женщина и обезьяна" - читать интересную книгу автора

выпила первую половину мензурки.
В своем алкоголизме, как и в целом мире, Маделен была, строго говоря,
совершенно одинока. Ей никто не давал советов, у нее не было друзей и не
было никакого жизненного опыта. Она открывала для себя спиртное, как
путешественник, в одиночку исследующий новый континент. Зачем она это
делает, она не знала, да и не хотела знать. Но она чувствовала, что
пятьдесят пять процентов - это оптимальное соотношение. При пятидесяти пяти
процентах, непосредственно перед тем, как возникало первое воздействие по
мере всасывания летучих паров через слизистую оболочку гортани, во рту при
блокировке чувствительности ротовой полости чувствовалось сильное жжение.
Это жжение было важно. В нем была ясность, в нем Маделен чувствовала саму
душу пагубной страсти: глубокое, всепоглощающее стремление к
самоуничтожению.
Затем наступило первое опьянение. Она осознала, что находится за
дверцей шкафа. В пустоте внутри нее медленно разгоралось жаркое,
пульсирующее пламя алкоголя. Из состояния, когда она была ничем, она быстро
превращалась в нечто.
Момбаса-Мэнор принадлежал ей, парк тоже был ее владением, мир
принадлежал ей. И она прекрасно выглядела. Ни к чему не придерешься. Она
подняла мензурку, обращаясь к самой себе с поздравлением. Потом допила ее
содержимое.
Она сделала вид, что замахивается для удара слева, направленного на
поверхность из нержавеющей стали. Королеве необходимо место, и она вправе
его требовать. Она отвела назад ракетку и напряглась всем телом,
притворяясь, что собирается сделать полновесный смэш в направлении
находящейся перед ней двери. Это была дверь в оранжерею. Она отпустила
ракетку. Воспоминание об обезьяне поразило ее с той же силой, что и
алкоголь. Она взялась за ручку и открыла дверь.
Момбаса-Мэнор скорее был приспособлен для африканских, чем для
английских условий: для африканских зарплат слугам, африканского климата и
для светской жизни английской колониальной администрации. Для Лондона этот
дом оказался слишком большим, слишком холодным и дорогим, и поэтому весь
флигель, за исключением квартиры Клэпхэма на втором этаже и мастерских в
торце здания, был закрыт. В помещении, куда сейчас попала Маделен, она до
этого бывала всего несколько раз. Она запомнила тяжелые портьеры с кистями,
закрытые полиэтиленом ковры, обернутые мешковиной люстры, мебель в чехлах и
тяжелый запах чего-то безвозвратно ушедшего.
Теперь этим помещением явно стали пользоваться.
Это была большая комната, или, скорее, небольшой зал, площадь которого
еще была увеличена за счет пристроенной со стороны парка оранжереи из стекла
и выкрашенного белой краской стального каркаса. Там, где начиналась
оранжерея, была теперь установлена металлическая решетка. Перед решеткой
возник тропический лес папоротников, лиственных деревьев и невысокого
бамбука. А рядом с растениями помещение до самого потолка и на две трети
ширины было перегорожено стеклянной стеной. С той стороны, откуда вошла
Маделен, стекло примыкало прямо к стене. С другого конца оно доходило до
белой металлической стены, от которой шла и до самого потолка поднималась
белая решетка.
С краю зарослей установили "дерево" для лазанья - из тех, что можно
увидеть на детских площадках. Под деревом лежали две покрышки от трактора.