"Вольфганг Хольбайн. Повелительница драконов" - читать интересную книгу автора

хотя бы попытку начала. Ничего этого им не осталось. Они были живы, и все.
Снова Талианна удивилась сама себе, мыслям, вдруг возникшим в ее
голове. Еще несколько часов назад это не могло бы прийти ей в голову. И с
той же странной ясностью, с какой она поняла это сейчас, она вдруг осознала,
что в бесконечную черную огненную ночь, прячась в чреве земли, она потеряла
больше чем свою родину и свою семью. Летучая смерть пощадила ее, но огонь
что-то и отобрал, чего у нее еще даже не было или было недостаточно и чего у
нее больше не будет.
Ей по-прежнему было десять лет, она была все той же - слишком худой и
иногда немного неловкой в движениях и манере говорить, но ребенком она
больше не была. Она подумала о своем отце и о своей матери, о Розаро, своем
брате, который был старше ее на десять лет, о своем доме, не самом роскошном
в городе, но и вовсе не самом маленьком, о своих друзьях, о товарищах по
детским играм - и не почувствовала ничего.
Она в испуге поняла, что лишилась способности скорбеть. Вид
оскверненного города наполнил ее ужасом, но это был страх, вызванный скорее
удивлением, что такое полное разрушение вообще было возможно.
Поднялся ветер и принес через реку серую пыль. Талианна закашлялась,
подняла левую руку к лицу и прикрыла ею глаза. Таким образом она смогла
защититься от пыли, но не от запаха гари и не от жуткой липкой жары. Ее
вдруг затошнило.
- Как... это выглядит? - спросил, запинаясь, Гедельфи. - Скажи мне,
Талианна.
Талианна повиновалась. Медленно, но без запинки, произнося слова
удивительно четко, твердо, она описала слепому то, что видела, каждую
мельчайшую подробность: толстый, по щиколотку, слой пыли и пепла на земле;
сгоревшие каменные стены, на которых жара выжгла странные узоры; пустые окна
и двери, глядевшие на них как выжженные глазницы; улицы, заваленные
бесформенно оплавившимися предметами; воду в реке, которая сейчас была
черной, бурлила и несла на себе ужасный груз; и мост, ведущий через реку,
как вытянутая рука, на удивление почти не поврежденный до места, где он был
разбит, с надломленными несущими балками и распорками, похожими на сломанные
пальцы, хватающие пустоту.
Гедельфи слушал молча. Даже дыхание его не участилось, когда Талианна
рассказывала ему неописуемые ужасы, все, что она видела, ясно и точно
подбирая слова, как взрослая, и с ужасающими подробностями, как десятилетний
ребенок.
Лишь когда она закончила и замолчала, рука слепого отпустила ее плечо,
и она, как делала это всегда, не чувствуя прикосновения Гедельфи,
повернулась и взглянула на него.
Она испугалась. Лицо Гедельфи не выражало ничего, но это было такое
самообладание, за которым скрывался настоящий ужас. Руки Гедельфи слегка
дрожали. Он сразу показался ей старым, бесконечно старым. Его никогда не
спрашивали, сколько ему лет - наверно, ему было семьдесят лет, а может,
восемьдесят или больше. В первый раз Талианна осознала, насколько он стар.
- Все так ужасно? - пробормотал он.
Она кивнула. Затем, сообразив, что он не почувствовал этого движения,
поскольку его рука не лежала на ее плече, она сказала:
- Да. Ничего не осталось. Город стерт с лица земли.
Гедельфи содрогнулся. Из всех выживших он первым узнал, насколько