"Ксавьера Холландер. Парижское танго " - читать интересную книгу автора

Я стянула с него простыню и увидела глубокие порезы у него на шее. Я
еще дальше откинула простыни - на запястье правой руки, парализованной, были
кровавые царапины. Распахнув пижаму, я нашла порезы и около сердца.
Тогда я поняла, почему исчез будильник. Он был под подушкой. Должно
быть, отец схватил его здоровой рукой, попытался разбить о раму кровати
стекло и покончить с собой.
Он, должно быть, точно знал, какими продолжительными и ужасными будут
страдания, и не только для него, а и для близких. Он не хотел быть ни для
кого обузой и совершил этот поступок в приступе отчаяния.
Я помню, как мама рассказывала мне, что он умолял ее сделать ему
фатальный укол. Но как многие, выступающие против эвтаназии, она всегда
надеялась, что будет найдено исцеляющее лекарство, и не могла превратить
себя в орудие смерти. И вот он все еще жил. Какой долгий и жестокий конец.

10. ВОСПОМИНАНИЯ: ПИЯ

Будучи с отцом, я вспомнила о близкой подруге по имени Пия, которая
когда-то у меня была. С пятнадцати лет мы росли вместе и были неразлучны. Мы
учились в одной школе и ежедневно ездили туда и обратно на велосипедах.
Пия не была очень хорошенькой. Ее изюминка заключалась в прекрасных
вьющихся на африканский манер белокурых волосах, которые в те дни не были
очень-то модны.
- Ты точно знаешь, что в тебе нет негритянской крови? - шутливо
спрашивали мы ее. Она пыталась выпрямить свои волосы, но мы уговаривали,
чтобы она оставила их так, как есть.
Пия вышла из большой реформистской голландской семьи, в которой было
десять детей. Ее родители не были достаточно хорошо обеспечены. Пию одевали
просто, но со вкусом.
В один из летних дней, когда нам было шестнадцать лет, мы ехали на
велосипедах, и я заметила, что несмотря на хороший загар Пия выглядит очень
бледной и усталой. Ее нос и щеки были особенно бледны, и это бросалось в
глаза.
- Не принимай близко к сердцу, все пройдет, - сказала я. - Давай слезем
с велосипедов и побалуемся мороженым.
Покончив с мороженым, мы пешком отвели велосипеды к школе, потому что
Пия все еще чувствовала себя плохо. Я спросила, может, она спать ложится
поздно.
- Нет, - ответила она. - Я теперь ложусь спать очень рано. Последние
несколько месяцев я чувствую страшную усталость. Я не знаю, что это такое!
Она очень усердно занималась: нам предстояло учиться еще два года. Пия
была средней ученицей и не могла выдерживать чрезмерную нагрузку. Наши
учителя хорошо относились к ней и делали ей поблажки, если у нее что-то не
получалось, за старательность.
Мы с ней великолепно уравновешивали друг друга. Пия была тихоней; я -
любознательная непоседа. Она была всегда ласковой - и никогда противной. Я -
непослушный и необузданный подросток, всегда откалывала номера, развлекала,
как могла, класс, паясничала и вертелась волчком по всей школе.
Несмотря а, может, и благодаря разнице в характерах, мы были хорошими
подругами, и я испытывала беспокойство за Пию. Однажды по пути в школу она
упала в обморок. Затем это повторилось.