"Том Холланд. Спящий в песках " - читать интересную книгу автора

мой последний рабочий день подкачала и погода. Небо потемнело, и рабочие уже
собрались покинуть территорию раскопок, когда вдруг мое внимание привлек
чей-то громкий вопль. Поскольку раскопки уже фактически завершились,
инструменты были сложены и котлованы опустели, жуткий крик особенно звучно
отдавался от голых скал. Я называю его жутким, ибо он был полон воистину
животного страха Предположив, что произошел какой-то несчастный случай, я со
всех ног поспешил на звук. Первое, что удалось увидеть, меня несколько
успокоило: все были целы. Трое арабов окружали четвертого, что-то судорожно
сжимавшего в руках. Но когда этот четвертый повернулся ко мне, ни малейших
сомнений в том, кто именно так страшно кричал, у меня не осталось. Бледный,
с выпученными глазами, малый дрожал как в лихорадке, а при моем приближении
отпрянул.
В ответ на мое настоятельное требование немедленно объяснить, что
стряслось, рабочий пробормотал нечто невнятное. Только теперь я обратил
внимание на то, что в его руках поблескивает золото. Я попросил показать мне
находку, но землекоп снова отшатнулся, а при попытке забрать у него странный
предмет заорал как сумасшедший. В тот самый момент я услышал приближающиеся
шаги и, обернувшись, увидел Ахмеда.
- Бога ради, - сказал я Гиригару, - приведи его в чувство.
Араб дико зарычал на десятника, а потом пал к моим ногам, словно о
чем-то умоляя. Я несколько растерялся, но уже в следующую минуту, когда
все-таки забрал у рабочего его находку, позабыл обо всем на свете.
То была заключенная в золотой ободок пластинка из халцедона. Но сердце
мое заставила забиться не красота и не ценность ее сами по себе, а то, что
было на ней изображено. Передо мной был портрет царицы, но не Нефертити, как
показалось мне поначалу, а еще более могущественной правительницы, истинной
царицы цариц - Тии, супруги Аменхотепа Третьего и матери Эхнатона В эпоху
великих владык не было никого, кто превзошел бы ее великолепием, и сейчас,
спустя века, я взирал на ее портрет с благоговением. В том, что на гемме
изображена именно она, сомневаться не приходилось: бесспорным
доказательством принадлежности портрета помимо сходства служило то, что
царица представала в своем излюбленном обличье - в виде сфинкса с
распростертыми оперенными крыльями. Портреты Тии я видел не раз, однако
никогда не встречал ничего подобного тому, что держал сейчас в руках, - ни
по утонченной красоте, ни по зловещей выразительности. Изысканные черты
женского лица и груди в сочетании с телом львицы производили странное -
тревожащее и пугающее - впечатление. Как у настоящей жестокой хищницы,
задние лапы львицы были поджаты словно для прыжка, а передние вытянуты - как
бы в алчном намерении схватить добычу.
Я бросил взгляд на продолжавшего дрожать рабочего, гадая, что именно на
плакетке могло привести его в подобное состояние, а потом подозвал Ахмеда и
показал украшение ему. Десятник, осматривая вещицу, нахмурился: его попытка
скрыть беспокойство оказалась неудачной.
- Боже мой! - воскликнул я. - Сразу видно, что вы не джентльмены. Ну
разве можно так реагировать на портрет леди?
Ахмед, однако, мою шутку не поддержал.
- Говорят, - пробормотал он, - что когда нашли ту гробницу... ту самую,
сокровища в которой сторожил демон, то на ее двери красовалось такое же
изображение: львица с человеческой головой.
- Сфинкс, - пробормотал я, размышляя вслух. - Сфинкс, охраняющий