"Диана Холквист. Нет тебя прекраснее " - читать интересную книгу автора

и ласковые. Пожалуй, надо поправить оттенок: они светлее, чем получилось на
рисунке. Вот так - немного белого и чуть-чуть зеленого - теперь прекрасно!
- Он мой.
Жасмин вздрогнула и подняла взгляд. Над ней нависла толстая женщина,
выражение лица ее было недвусмысленно угрожающим. А еще от нее отвратительно
пахло.
- Он мой, и ты его не получишь! - Она пыталась шептать, ведь в
библиотеке нельзя громко разговаривать, но все читатели как один подняли
головы и уставились в их сторону. Женщина выпрямилась и теперь возвышалась у
стола, как некий древний артефакт: руки на бедрах, длинное выцветшее платье
напоминает ночную рубашку. От времени ткань стала прозрачной, и сквозь нее
просвечивал необъятных размеров бюстгальтер в веселенький, розовый с черным,
горошек.
- Элинор, иди на свое место и сиди тихо, или мне придется вызвать
охрану, - сказал Джош.
Жасмин подскочила на стуле и почувствовала, как сердце затрепетало от
страха и неожиданности. Как, черт возьми, он сумел незаметно подойти так
близко? По-видимому, библиотекарей этому специально учат - перемещаться
быстро и бесшумно.
Джош осторожно взял женщину за плечо, развернул ее спиной к Жасмин и
чуть подтолкнул вперед. Элинор поплыла вперед, как огромный парусник, только
не очень бесшумно: ее розовые шлепанцы шаркали по полу. Возможно, поэтому
женщина выглядела смущенной.
Читатели поняли, что инцидент исчерпан, и вновь уткнулись в книги,
испытывая, кто облегчение, а кто - разочарование.
Элинор добралась до своего стола, постояла несколько секунд,
оглядываясь кругом, затем села. За тем же столом уже сидели двое бедолаг,
окруженных пластиковыми пакетами с пожитками: из сумок высовывались еще
какие-то пакеты, бутылки, газеты. Бездомные?
- Простите, - сказал Джош, обращаясь к Жасмин. И тут он увидел ее
рисунок - свой портрет. Джош так быстро покраснел, что Жасмин испугалась, не
упадет ли он в обморок. Она поспешно отодвинула соседний стул, и он
буквально рухнул на него.
- Я... я-а... - Джош торопливо вынул из кармана ингалятор и несколько
раз глубоко вдохнул лекарство. Жасмин подумала, что если надеть на мужчину
рубашку болотного цвета, то он будет очень даже ничего. Впрочем, одной
одеждой тут не обойтись: он сидит, неловко поставив ноги, сутулится и не
знает, куда девать руки и глаза.
"Я знаю, Что ты ощущаешь, - сочувственно подумала Жасмин. И вдруг она
осознала необычность происходящего. - Я понимаю, как он умирает от смущения,
как его тело готово превратиться в камень, как ему трудно дышать... но я
сама не испытываю ничего подобного!"
- Этот рисунок всего лишь набросок к пьесе "Ромео и Джульетта", -
быстро сказала она.
- О, я люблю пьесы. Эту пьесу. Да. Все нормально. - Тело его
напрягалось каждый раз, как он мучительно выдавливал из себя слова.
Жасмин смотрела на него с ужасом: "Неужели и я так же выгляжу, когда
борюсь со своей застенчивостью? Он трогательный и... и просто невероятно
милый. Неужели уязвимость так симпатична стороннему наблюдателю?"
Вероятно, страх и застенчивость не столь ужасны? Может, не стоит так