"Коре Холт. Конунг: Человек с далеких островов ("Конунг" #1) " - читать интересную книгу автора

спокойная, я прячусь за нее. Постель большая, на ней лежат овчинные одеяла
для трех человек, одно - на покойнице, завернувшись в два других, я прячусь
за Гуннхильд и прижимаюсь к стене. Выглядываю и вижу горящую свечу. Она
отбрасывает тень. Когда я пришел, по белому лицу Гуннхильд я сразу понял,
что она умерла, тот, кто здесь был, должно быть, тоже.
Однако сейчас здесь никого нет. Гуннхильд уже остыла, ее холод сковал и
меня. Я касаюсь ее груди, там, где билось сердце, и мне кажется, что ее кожа
еще хранит жар жизни. Мое дыхание как будто передается ей, я молюсь, лежа
там, но молюсь не Всевышнему и не святой Деве Марии, а мертвой матери
Сверрира. Я верю, что она слышит мою молитву - я молю о милости и о жизни,
молю спасти меня от мстителей, которые, я уже знаю, рыщут по всей усадьбе. Я
уверен, что она передаст мою молитву Всевышнему, рядом с которым она,
обремененная грехами и все-таки безгрешная, сейчас пребывает. И тут приходят
они.
Трое, я слышу это по их шагам и по голосам, я лежу неподвижно,
Гуннхильд тоже. Пламя свечи колышется от сквозняка, когда они отворяют
дверь, один из них вбегает в дом и останавливается, оторопев. По-моему, они
крестятся. Я так и вижу их: воины, не особенно храбрые и не такие жестокие,
какими кажутся самим себе. Они останавливаются перед мертвой женщиной,
склоняют головы и пальцы их творят крестное знамение.
Потом они уходят. Один за другим, их трое, я плачу.
Здесь нельзя оставаться, но у меня нет выхода. Гуннхильд не гонит меня,
однако я дрожу, холод ее тела сковывает и меня, а мой жар передается ей. Я
прислушиваюсь, снаружи слышны крики, они удаляются, я встаю. Наклоняюсь над
ней и падаю, запутавшись в овчине, мои губы случайно касаются ее губ, я
вскрикиваю от страха. Снаружи кто-то кричит, я снова забиваюсь туда, где
лежал, пытаюсь не дышать, быть такой же мертвой, как Гуннхильд.
В дом кто-то бесшумно входит, живой пришел к мертвому. Это Унас. Я
понимаю: это он был здесь незадолго до моего прихода, может, даже
присутствовал при смерти Гуннхильд. Зажег свечу и ушел, а теперь вернулся к
той женщине, с которой прожил жизнь, полную боли и горечи. Он тоже не видит
меня. Охваченный стыдом, я лежу рядом с ней и слушаю, как он молится за нее.
У него хриплый и измученный голос, Унас не владеет собой, голос его часто
срывается, в нем - горькая обида и... любовь, которую он, оказывается, питал
к ней. Я вижу другого человека. Вернее, не вижу, но все-таки он стоит у меня
перед глазами - бедный, измученный, молящийся за свою жену, несмелый и
робкий. Когда-то он отрубил руку невинному человеку и потом всю жизнь не мог
забыть этого.
Унас молится долго, пламя колышется, свеча догорает, он уходит,
наверное, он пошел за новой свечой. Теперь я знаю, что мне делать. Я встаю
посреди комнаты. Унас должен сразу увидеть и узнать меня, а то он решит, что
я явился из царства мертвых. Я скажу ему, что пришел, пока его не было. В
комнате полумрак, лицо Гуннхильд слабо белеет. Я жду. Наконец он приходит.
- Унас! - говорю я тихо. - Унас! - Он вздрагивает, и я быстро
продолжаю: - Ты должен помочь мне, моя жизнь в опасности...
Он сразу все понимает, закрывает за собой дверь и прислушивается, но
снаружи все тихо.
- Так это вы? - спрашивает он.
Я киваю, приняв на себя половину вины за тот удар, который оказался для
Оттара роковым.