"Коре Холт. Конунг: Человек с далеких островов ("Конунг" #1) " - читать интересную книгу автора

разрешил бы мне показать тебе это.
Он прибыл в Норвегию бедным и преследуемым человеком, в его кожаном
мешке был только сборник проповедей да стола. Священная стола, которую он
получил, когда его рукоположили и на которой его жена Астрид вышила красной
нитью три креста. У него не было своей церкви, и встреча со сборщиком дани
Карлом стоила бы ему жизни. Он приехал, не зная, кто был его отцом, - он и
надеялся и боялся, что его отцом был конунг Норвегии. Больше он ничего не
имел за душой, когда без оружия и без дружины плыл вдоль берега Норвегии к
могущественному и великолепному архиепископу Эйстейну. Но какой прием ждал
его там? У него были наготове слова. Он хотел встретиться с архиепископом и
сказать: Я сын конунга! Или мог им быть, но я не требую своего права на
престол, я требую только безопасности и содержания для себя и своих людей.
Больше ничего. Я требую, чтобы мне было позволено быть тем, кто я есть, -
священником на Божьей земле, отрекшимся от житейской суеты и от собственной
славы. Главное во мне, что я пришел с миром.
Это он собирался сказать архиепископу.
Уверен, что то же самое он говорил и самому себе. Не знаю, слышал ли он
другие голоса, таящиеся в глубинах его души, думаю, слышал, думаю также, что
он заглушал их, сдерживал, убеждал себя в своей правоте, но заглушить их
совсем было нельзя, нельзя заглушить голос человека, живущего в глубинах
твоей души.
Мы приехали в монастырь на Селье и там узнали, что человек по имени
Эйстейн, а по прозвищу Девчушка, объявил себя конунгом и поднял людей против
Эрлинга Кривого и его сына. Архиепископ был на стороне ярла. Он был его
безусловным сторонником и поддерживал решительным словом, проклятиями его
врагам и даже мечом. Зиму мы провели в монастыре на Селье.

***

Я помню все, словно это было вчера, наш первый счастливый день в
монастыре на Селье. Над морем сияло солнце, очертания колокольни было похоже
на черный, сжатый кулак, за ним высилась гора. Царившую там тишину не могли
нарушить даже крики птиц, и ни один человеческий голос с его человеческими
страстями и суетой не вторгался в этот священный покой. Мы поднялись к
монастырю, за спиной у нас остался наш корабль, мы еще ощущали в себе
волнение моря и оно заставляло волноваться нашу кровь. Походка наша не была
твердой. Мы никого не встретили, здания монастыря казались вымершими. Был
жаркий тихий полдень, в монастырском саду никто не работал, мужчины и
женщины спали. Наверху на склоне горы за всеми зданиями мы различили вход в
пещеру, где некогда скрывалась святая Суннева. На каменном уступе, словно
птичье гнездо, прилепилась маленькая церковь, построенная покойным конунгом
Олавом сыном Трюггви. На этом острове сборщик дани Карл надругался над
Гуннхильд, и на этом острове его люди отрубили руку Гауту.
Мы со Сверриром молчали, у нас не было слов, мы видели, что красота и
святость слились здесь в объятии, как сливаются в объятии мужчина и женщина.
Неожиданно мы заметили старика, который полз по тропинке нам навстречу. Он
тяжело дышал, несколько раз поднимал голову и оглядывался, потом снова
опускал голову. К нему подбежала овца, радостно заблеяла и убежала опять.
Старик отдохнул и пополз дальше, к церкви. Мы подбежали к нему.
- Не помогайте мне, друзья, - проговорил он добрым голосом. - Пусть мои