"Виктория Холт. Изумруды к свадьбе " - читать интересную книгу автора

думали, что через них можно куда-нибудь выйти. Но это своего рода лабиринт,
в котором очень легко заблудиться. Но каждый несчастный надеялся, что, бродя
по этим проходам, можно найти выход и выбраться на свободу. Но они всегда
снова возвращались на это же место, в камеру забвения. Это называли
утонченной пыткой.
- Боже, как жесток человек с себе подобными! - невольно воскликнула я.
- Хотите посмотреть, мадемуазель? Я знаю, что захотите, потому что не
боитесь, не правда ли? Вы такая смелая и не верите в привидения.
Я направилась к проходу в стене и сделала несколько шагов в темноту.
Дотронулась рукой до холодной стены и уже через несколько секунд поняла, что
это вовсе не проход и идти некуда. Это было просто небольшое углубление,
выбитое в толщине стены.
Я повернулась и услышала странный звук. Женевьева выбралась из камеры и
уже втаскивала лестницу наверх.
- Вы так любите прошлое, мадемуазель, - хихикнула она. - Вот оно перед
вами, пожалуйста. Де ла Тали до сих пор оставляют свои жертвы умирать в этих
камерах забвения.
- Женевьева!
- Вы - лгунья! - вскричала она пронзительным голосом. - Но, возможно,
вы даже и не знаете об этом. А вот теперь мы посмотрим, боитесь ли вы
привидений или нет!
Дверь ловушки с грохотом захлопнулась. Меня сначала буквально ослепила
абсолютная темнота, но потом мои глаза постепенно привыкли. Однако прошло
еще несколько секунд, прежде чем до меня начал доходить весь ужас моего
положения.
Девочка, очевидно, задумала это еще вечером, когда отец велел ей
показать мне замок. Она меня, наверное, скоро выпустит. Единственное, что от
меня требуется, это сохранять достоинство, не признаваться даже самой себе в
том, что я начинаю впадать в тихую панику, и просто ждать, когда меня
выпустят.
- Женевьева! - позвала я. - Откройте немедленно дверь!
Я знала, что мой голос не может быть услышан, - огромные каменные плиты
над моей головой были слишком толстыми. Да и какой был бы тогда смысл в этих
камерах забвения, если бы наверху можно было услышать стенания и вопли
жертв. Само название камеры уже предполагало судьбу тех, что сюда попадал. О
них просто забывали!
Как глупо, что я поверила ей. Ведь я сразу определила характер
Женевьевы, когда впервые встретилась с ней, и тем не менее позволила
обмануть себя. А вдруг это нечто большее, чем ее каприз? А вдруг она просто
безнравственна или больна?
Я вдруг с ужасом спросила себя, а что будет, когда меня хватятся? Но
когда хватятся? Не раньше обеда, который вечером на подносе должны принести
мне в комнату, или если вдруг ко мне придут, чтобы передать приглашение к
обеду со всей семьей. И тогда... все эти долгие часы я должна провести в
этом отвратительном и ужасном месте?
Тут мне в голову пришла еще одна мысль. А что, если она пойдет ко мне в
комнату, спрячет все мои вещи, и все подумают, что я уехала? Она может даже
написать записку, объясняющую мой отъезд тем, что я не была довольна
оказанным мне приемом и что меня больше не интересует перспектива работы над
картинами.