"Виктория Холт. Храм любви при дворе короля " - читать интересную книгу автора

стране. Работа у него есть. Разве он не мог заниматься здесь сколько ему
угодно?
- Джон, вспомни, как он сказал тебе, что ты сам повинен в своих
разочарованиях. По его словам, ты преувеличил его ученость и праведность. Он
не разочаровывал тебя, потому что всегда оставался самим собой; это ты
разочаровался, создав себе его ложный образ. Он прав, Джон. А вот я его
разочаровал. Хорошо, что Эразм не любит золото, как наш король. Знаешь, я
говорил ему, что он может безбоязненно привезти свои деньги в Англию и
беспрепятственно вывезти их, когда пожелает. Оказалось, я плохо знаю
законы - хоть и считаюсь юристом!
Вышло так, что я обманул друга, ему... не позволили вывезти деньги.
Если б Эразм любил свои несколько золотых монет так же сильно, как король
свои набитые сундуки, то ненавидел бы меня не меньше, чем наш венценосец.
Тебе не приходит в голову, что деньги приносят мне много неприятностей?
Странно, ведь корнем зла является жадность к деньгам; я придаю им очень мало
значения, однако навлек на себя гнев короля и, боюсь, презрение своего
ученого друга Эразма.
- Создается впечатление, - сказал Колет, - что мои мудрые друзья -
глупцы. Эразм вернулся к бедности, чтобы совершенствоваться в греческом. Ты
всеми силами провоцировал короля... словно мальчишка с палочкой, твердо
решивший раздразнить быка.
- Но мальчишка столь ничтожный... что поднимать на рога его нет смысла.
- Хоть верь, хоть нет - люди, одержимые страстью к накопительству,
могут иметь и другие страсти. Например, мстительность.
- Довольно, Джон. Давай поговорим о моих делах. Я принял решение,
которое изменит ход моей жизни.
Джон Колет повернулся и взглянул на друга. Голубые глаза Томаса
сверкали, щеки, обычно румяные, раскраснелись. "Да хранит его Бог, -
мелькнуло в голове у Колета, - я не знаю человека с более нежной душой и
временами боюсь, как бы он не попал из-за нее в беду".
- Пошли, сядем на эту скамью, понаблюдаем, как барки плывут вверх по
реке в Лондон. Там и расскажешь о своем решении. - Они сели, и Джон
продолжил: - Ты решил постричься в монахи?
Томас не ответил; положив руки на колени, он смотрел на другой берег
реки, где низко над водой склонялись ивы, метелки камыша розовели среди алых
звезд вербейника, а над ними, словно стражи в коричневых шлемах, высились
заросли норичника.
Томасу шел двадцать седьмой год - он считал, что в этом возрасте
человек должен принимать решения. Был он белокурым, голубоглазым, со свежим
цветом лица; доброта его выражения запоминалась людям.
Глядя на него, Джон Колет подумал о близких друзьях: в их числе были
замечательный ученый Эразм, проницательный Гросин, надежный Уильям Лили и
остроумный, отзывчивый Линакр; все они отличались блестящей образованностью;
однако никто из них не вызывал в нем такой симпатии, как Томас Мор. Он был
моложе Колета и Эразма, но в умственном отношении оба считали его ровней. У
него был прекрасный мозг; знания он усваивал с поразительной быстротой; умел
говорить по-ученому с юмором и в своем остроумии никогда не унижался до
колкостей. Однако любили его не только за эти достоинства; этому
способствовали его нежная доброта, любезность в общении даже с самыми
низшими, откровенность, соединенная с вежливостью, неизменное сочувствие,