"Ник Хорнби. Футбольная горячка " - читать интересную книгу авторасестра, когда у нее наступили тяжелые времена, попала в нашу семью, то ли
это мне так сильно повезло. А наша мать родилась и выросла в юго-западной части Лондона, но больше сорока лет прожила в предместье, и это снивелировало ее произношение. В определенном смысле никого из нас нельзя судить: мямлящих, придуряющихся ирландцами и черными или псевдослоунов. Закон об образовании 1944 года, первое лейбористское правительство, Элвис, битники, Битлы, Стоунзы, шестидесятые... у нас не было иного пути. Я ненавижу "одиннадцать плюс". До войны родители, наверное, наскребли бы денег и устроили бы нас в маленькую частную школу. Там мы получили бы дрянное, убогое классическое образование и отправились бы на работу в банк. Экзамен "одиннадцать плюс", призванный установить систему отбора, снова сделал государственные школы допустимыми для приличных семейств. И мы, послевоенные ученики классических, оказались в культурном вакууме. Так что приходилось срочно чего-то набираться. А что это вообще за штука - послевоенная культура среднего класса предместий? Джеффри Арчер и мюзикл "Эвита", "Фландерз энд Суонн", "Гуны", "Адриан Моул энд Мерчант Айвори", "Френсис Дурбридж презенте" и нелепые выходки Джона Клиза. Неудивительно, что мы все хотели стать Мадди Уотерсом или Чарли Джорджем. Встреча "Рединга" и "Арсенала" в четвертом раунде Кубка 1972 года стала первым и самым болезненным опытом подобного рода. "Рединг"была ближайшей ко мне командой Лиги - нелепый и непоправимый географический казус: ведь "Хайбери" находился от моего дома в тридцати с лишним милях, а "Элм-парк" - всего в восьми. У болельщиков "Рединга" было беркширское произношение. Но что самое странное, это их ничуть не волновало - они даже съездить в Рединг и достать дефицитный билетик было куда проще, чем тащиться в Северный Лондон. И пока я ждал начала игры (привычных для меня девяноста минут), со мной завели разговор болельщики "Рединга" - целая семья: отец, мать и сын - все в бело-голубых шарфиках и с розетками (розетками!). Они стали задавать вопросы о моей команде, стадионе, шутили, подумайте только, - крестьяне, а туда же! - по поводу прически Чарли Джорджа, предлагали галеты, программки, газеты. Беседа начинала мне нравиться. На мой, как мне казалось, безупречный кокни они отвечали отвратительным заднеязычным "р", и наши отношения все больше напоминали приятную картину: "городской хлыщ повстречался с деревенщиной". Все пошло наперекосяк, когда они спросили о школе: они что-то слышали о лондонских единых общеобразовательных школах и вознамерились узнать, правда ли это. Я плел, как мне показалось, целую вечность всякую околесицу о подвигах полудюжины мелкой шпаны из классической школы. И, видимо, настолько убедил себя самого, что Северный Лондон - это что-то вроде деревни между Холлоуэем и Айлинг-тоном, что когда отец семейства поинтересовался, где я живу, я ответил правду. - Мейденхэд? - изумился он. - Так ведь Мейденхэд в четырех милях дальше по дороге! - В десяти, - уточнил я. Но лишние шесть миль не произвели на него впечатления. Я понял, что у него на уме, и покраснел. А он повернулся и окончательно меня добил: - Тебе не следует болеть за "Арсенал", - сказал он. - Тебе нужно |
|
|