"Роберт Говард. Воительница ("Агнес де Шатильон" #1)" - читать интересную книгу автора

тело согнется и усохнет, как мое, от вынашивания детей, пальцы скрючатся, а
сознание исказится и затуманится от непосильного труда, усталости и вечно
стоящего перед глазами лица, которое ты ненавидишь...
Я открыла глаза и удивленно посмотрела на нее.
- Я лишь на несколько лет старше тебя, Агнес, - прошептала она. - Ты
хочешь стать такой, как я?
- Что девушка может сделать? - беспомощно произнесла я.
Внезапно в ее глазах вспыхнул отблеск пламени, которое я так часто
видела в глазах отца.
- Только одно! - прошептала она. - Только одно может сделать женщина,
чтобы освободиться. Не цепляйся за жизнь, чтобы стать как наша мать, как
твоя сестра, не живи, чтобы быть такой, как я. Уходи, пока ты сильна и
красива. Держи! - она быстро наклонилась, что-то вложила в мою руку и,
схватив ребенка, ушла. Я неподвижно уставилась на кинжал с тонким лезвием,
лежащий у меня на ладони.
Глядя вверх на грязные балки лачуги, я поняла, что предлагает мне
Изабель. Мои пальцы сжимали тонкую рукоятку кинжала, и новые необычные мысли
проникли в мой разум. Прикосновение рукояти вызывало трепет в жилах и
странное чувство узнавания, словно в глубине души поднимались смутные
воспоминания, которые невозможно объяснить, а можно только почувствовать.
Прежде я никогда не держала в руках никакого оружия, кроме топора для колки
дров и кухонного ножа. Это тонкое смертоносное лезвие, блестевшее на ладони,
казалось старым другом, вернувшимся после долгой разлуки.
За дверью голоса стали громче, зашаркали ноги, и я быстро сунула кинжал
за корсаж. Дверь распахнулась, и несколько чужих лиц злобно уставились на
меня. Я увидела мать, огрубевшую и бесцветную - рабочее животное, лишенное
всех чувств, и за ее плечом - сестру. На лице Изабель мелькнуло
разочарование и тоска, когда она увидела, что я жива. Она отвернулась.
Остальные ввалились в лачугу и стянули меня со скамьи, смеясь и что-то
выкрикивая. Принимали ли они мою неохоту идти за девичью застенчивость или
знали о моей ненависти к Франкусу - так или иначе это их не останавливало.
Железная рука отца обхватила мое запястье, а лапа жирной крикливой тетки
взялась за другую руку, и они потащили меня из дома в круг орущих, хохочущих
крестьян, уже порядком пьяных. Толпа сыпала грубыми шутками и грязными
замечаниями. Я извивалась, как дикое животное, ослепнув и обезумев от
ярости, и моим захватчикам приходилось прикладывать все силы, чтобы вести
меня. Отец проклинал меня вполголоса и выворачивал мне руку так, что чуть не
сломал ее, но все, чего он добился, - это брошенное сквозь зубы проклятие и
пожелание ада его душе.
Навстречу нам вышел священник - сморщенный, хлопающий глазами дурень,
которого я ненавидела так же, как их всех. Франкус подошел ко мне. На нем
была новая кожаная куртка и бриджи, а вокруг жирной шеи висела гирлянда из
цветов. Он самодовольно ухмылялся, вызывая во мне дрожь отвращения. Он
стоял, скалясь, как безмозглая мартышка, с мстительным победоносным видом и
плотоядным выражением поросячьих глазок.
При виде его я внезапно прекратила вырываться, словно пораженная
столбняком, и мои мучители ослабили хватку и отошли. Так я мгновение стояла
перед ним лицом к лицу, молча с ненавистью уставившись на него, согнувшись,
словно желая припасть к земле.
- Поцелуй ее, парень! - раздался чей-то пьяный крик, и тогда, будто