"Роберт Говард. Пока клубился дым ("Джентльмен с Медвежьей Речки") " - читать интересную книгу автора

сердце едва не лопнуло от огорчения, когда я смотрел, как это отменное
пойло безвозвратно исчезает в луженой глотке паразита, будто горный ручей,
исчезающий в жарком мареве пустыни.
А когда Большой Нос пришел-таки в себя, он тут же сбросил с плеч все
эти пижонские цацки белого человека и снова предстал перед нами в своем
обычном облачении, каковое состояло из огромного старого одеяла,
полыхающего кроваво-красным, как его родная прерия в лучах заката. И тогда
я сказал Джошуа, что лучше бы нам отправить это одеяло за борт, потому как
любой сиукс узнает его с первого взгляда, а Джошуа ответил: тогда, дескать,
придется заодно отправить за борт и Большого Носа, ведь тот ни за какие
коврижки не расстанется со своим одеялом, потому как чертов дурень верит,
что в той алой тряпке заключена великая колдовская сила. Тем более, сказал
Джошуа, нет никакого смысла мешать сиуксам узнавать, есть у нас на борту
Большой Нос или нету, потому как они все равно это уже знают и все равно
постараются с корнем вырвать парня из наших рук. Если только сумеют.
А еще Джошуа сказал, что он намерен прибегнуть к дипломатии, дабы
сохранить скальп Большого Носа в целости. И мне сразу же не понравились эти
его слова, потому как я уже давно заметил: когда тот парень, на кого я
работаю, прибегает к дипломатии, это всегда означает, что ему достанутся
все пироги, а мне - дырки от бубликов. Ну, совсем как ты, пап, когда ты
говоришь: "Надо прикинуть, как половчее сделать эту работенку!" После чего
как-то так получается, что прикидываешь ты, а работенку делаю я.
Чем дальше мы поднимались на север, тем реже Большой Нос покидал общую
каюту, где и без него была такая теснотища, просто кошку повесить негде! Но
Большой Нос не собирался вешать кошек, наоборот, он ужасно боялся, как бы
враги не повесили его самого, и из каюты никак не уходил, а когда ему все
же случалось выглянуть на палубу, он сразу же видел на обоих берегах реки
полчища сиуксов, уже изготовившихся прыгнуть с утесов вниз, прямо ему на
скальп! И Джошуа сказал: у бедняги уже видения начались, а я сказал,
видения видениями, но ежели не отнять у парня ту здоровенную бутыль, то
очень скоро к нему белая горячка пожалует!
Мы шли с приличной скоростью; делали от десяти до двадцати миль за
день, если только ветер не был встречным или нам не приходилось тащить нашу
барку по мелководью на корделье - а корделья, ежели ты случайно не
знаешь, - это такой длинный канат, который французишки спускают за борт и
за который надо потом тянуть. А тащить на буксире двадцатитонную барку,
торча по уши в воде, - вовсе не шутка, доложу я тебе!
Каждый божий день мы ждали, что сиуксы подложат нам какую-нибудь
свинью, но даже сквозь горло Совиной реки мы прошли без всяких помех.
Джошуа надулся, как индюк, и сказал - это потому, что сиуксы отлично знают:
с ним шутки плохи! И как раз в тот самый день нас окликнул с обрывистого
берега индеец-янктон на неописуемого цвета пестрой кляче. Он сказал, что в
густом ивняке на мелководье у следующего мыса засела в засаде целая сотня
тетонов и они ждут не дождутся, когда мы пойдем мимо этого мыса на корделье
и когда вся команда будет торчать по грудь в воде с чертовым канатом в
руках. Вот тут-то они и возьмут нас всех тепленькими. А еще он сказал,
тетоны совсем ничего не имеют против белых людей, разве только немного
перережут нам всем глотки. Просто так, забавы ради. Но вот уж для Большого
Носа они приготовили такую развлекуху, что просто пальчики оближешь! Я даже
не решаюсь написать на бумаге то, что он нам сказал!