"Роберт Говард. Честь корабля ("Моряк Костиган")" - читать интересную книгу автора

вокруг противника и даже выглядел неуклюжим, но был проворнее, чем казалось.
Граймс не пытался боксировать, он просто работал кулаками, как поршнями, -
быстро и мощно.
Муши ударил правой Граймса в челюсть, и кровь потекла ручейком, но
ей-богу, тот даже не моргнул. Его правая и левая хряснули Муши по ребрам,
будто молоты по бочке, и Муши скривился от боли. Но тут же ответил серией
хлестких ударов, способных уложить трех-четырех обычных парней.
Однако Джон Закария Граймс отнюдь не принадлежал к числу обычных
парней, и эти плюхи смутили его не больше, чем быка - хлопки воздушных
шариков. Запросто выдержав их, он перехватил инициативу и принялся методично
месить голову и корпус Муши. Всякий раз, когда он бил под ребра, рука
погружалась по запястье, и Муши начал сдавать.
Его удары потеряли силу, глаза остекленели, и он, шатаясь, отступил. Но
я сроду не видел бойца безжалостнее Граймса. Он наседал неумолимо, наносил
удары с терпением часового механизма. Он не оборонялся - защитой ему служили
тараноподобные кулаки. Лицо Хансена превратилось в кровавую маску, а тело
покрылось синяками. Отступив под градом ударов, он прислонился к койке. Он
пока держался на ногах, но был уже не в силах поднять руки.
Но Граимс не остановился. С бесстрастным, как гранитная глыба, лицом он
продолжал выколачивать перхоть из поникшего датского кумпола.
Я шагнул к нему и схватил за руку.
- Погоди! Ты что, убить его решил?
Он поднял на меня тусклые глаза. С рассаженной скулы по щеке текла алая
струйка, из угла рта тоже сочилась кровь, но дышал он почти ровно.
- Разве не он начал? - спросил Граймс.
- Да, но ведь ты его проучил, верно? - возразил я. - Неужели этого
мало? Оставь его.
Муши соскользнул вдоль койки и без чувств растянулся на досках. Граймс
поддернул штаны, глянул на меня и сказал:
- Я о тебе много чего слышал, Стив Костиган. Тебя считают вожаком на
этой шхуне, но не пытайся помыкать мною, понял?
- Никто тобой не помыкает, - с досадой повторил я. - Но я не допущу
хладнокровного убийства.
- Не беспокойся, - холодно продолжал он. - Я слышал о тебе, ты обожаешь
кулачные бои и дерешься ради удовольствия. Ну, а я не люблю кулачные бои, и
дерусь только с проклятыми олухами, которые пытаются ущемить мои права. И
если приходится кого-то взгреть, я делаю это так, что он надолго оставляет
меня в покое. Я и в Кентукки часто дрался, и с тех пор, как ушел в море. Ты
вожак на этом корабле? Ладно, если тебе не нравятся мои манеры, начнем
потеху!
- Мне ни к чему поддерживать свою репутацию, укладывая каждого
встречного салагу, - раздраженно бросил я. - Со мной уживется любой, кто не
слишком возникает. Эй, ребята, поднимите-ка Муши и уложите на койку. Билл,
вылей на Олафа бадью воды.
Пока мы оживляли Олафа и Муши, Граймс растянулся на своей койке и
уткнулся в журнал. Крепкий орешек!
После той драки команда старалась Граймса не задирать. Олаф и Муши не
таили на него зла; удар в челюсть на борту "Морячки" - дело обычное для тех,
кто знаком с морскими правилами. На подобные пустяки ребята не обращают
внимания.