"Ким Харрисон. Зачарованный ("Рейчел Морган")" - читать интересную книгу автора

выгоду, подлавливая с их помощью людей, когда те совершали ошибку, - дабы
продать их своим собратьям в рабство на целую вечность.
Он был настолько хорош в этом, что добился положения, способного
соперничать с высшими судьями - и это благодаря лишь его собственным
талантам, он не был в долгу ни перед кем, кроме себя.
И все же сейчас, когда его перо расписывало выгоды особенно
многообещающего и долгосрочного кредита, он, наконец, осознал источник
растущего чувства неудовлетворенности.
Раньше он, бывало, получал удовольствие, наблюдая агонию потенциальных
фамилиаров, хотя у него всегда хватало ума не доводить процесс до конечного
результата, теперь же он испытывал только неясное ощущение зависти. Хоть и
обреченный, фамилиар чувствовал что-то. Алгалиарепт же не чувствовал ничего.
Радость ушла от него, и охота стала слишком простой.
Еще одна страница была закончена, и Алгалиарепт потянулся за второй
ложечкой бримстона, пока красные чернила сохли и чернели. Когда серебряная
ложка погрузилась в шкатулку, внимание демона привлекло его движущееся
отражение, и он замер, наткнувшись на собственный взгляд в позолоченном
настольном зеркале. На него смотрели усталые глаза с козлиными зрачками. Они
сузились, и демон, почувствовав себя несчастным и разглядывая свое
отражение, позволил черному пеплу просыпаться обратно в шкатулку. Если он
хочет чувств, он должен пойти и взять их, а не вытягивать их из пыли.
"Возможно, - мрачно думал Алгалиарепт, дотрагиваясь до своего манускрипта,
чтобы проверить, высох ли он, - пришло время ненадолго отойти от дел".
Начать удалять свое имя из текстов реальности, чтобы являться только по
случайным вызовам вместо того числа контактов, которые он поддерживал. Ему
наскучили одинаковые сделки и мимолетные легкодостижимые удовольствия. Он
хотел... большего. Настроение совсем испортилось, и он склонился над своей
работой. "Не может быть, что кроме этого ничего нет", - думал он, пытаясь
потерять себя в красоте желаний и потребностей, спроса и предложения.
Поглощенный своей работой, демон почти не замечал легкого покалывания в
носу, пока не чихнул. Его рука хлопнула по открытой шкатулке бримстона,
закрывая ее. Потрясенный, он уставился на дверь, хватая ртом воздух и
пытаясь сообразить, в какой части света сейчас только что зашло солнце.
Кто-то вызывал его. "Опять", - подумал он, вздыхая, пока не понял, откуда
шел вызов. "Европа?" Взгляд Алгалиарепта возвратился к зеркалу, и его
красные глаза с козлиными зрачками вспыхнули. По морщинистому лицу проползла
слабая улыбка. От волнения внутри него появилась дрожь, опьяняющая больше,
чем бримстон. Это должна была быть Керидвен. Она была единственной на всем
том континенте, кто знал его имя, единственной, кто мог его вызвать туда.
"Три месяца", - думал он, пока с возрастающим волнением наблюдал, как его
внешность становилась моложе и утонченней, и появлялась сильная челюсть,
которая так ей нравилась. "Я знал, что она не сможет устоять".
Напевая мелодию, которую никто никогда не сочинял, он встряхнул своими
рукавами, наблюдая, как они превращаются из обычного шелкового кимоно в
душное европейское платье из жатого зеленого бархата. На его горле появились
кружева, а волосы сами собой стянулись на затылке. На щеках заиграл румянец,
а на руках забелели перчатки.
Впрочем, он был бы приятен ее взору, даже если бы облачился в ужасные
лохмотья. Керидвен Мерриам Дульчиэйт, пока она не исчезла без предупреждения
на три месяца, вызывала его каждую неделю в течение семи лет. Он был