"Никита Сергеевич Хрущев. Время. Люди. Власть. (Книга 2, Часть 3)" - читать интересную книгу автора

потому что это будущее, это жизнь. Как же мы берем эти семена у
крестьянина, а потом вынуждены давать ему же для посева зерно? Но уже
неизвестно, что это за семена и из какого района пришли, насколько они
акклиматизированы.
Мое выступление вызвало ярость Сталина. Была создана специальная
комиссия, и Андрея Андреевича назначили ее председателем, а меня ввели в
состав комиссии. Но еще более тяжелая туча нависла надо мной после
выступления Мальцева(4), опытного работника, действительно хорошо знающего
сельское хозяйство Урала. Он прекрасно вел свое хозяйство, а в выступлении
рассказал, как у них обстоит дело и какие хорошие урожаи яровой пшеницы он
получает. Как только он сказал о яровой пшенице, я сразу же почувствовал
удар в самое больное место. Я ведь знал, что
Сталин, не разобравшись, тут же вытащит вопрос о яровой пшенице и
бросит его мне в лицо. Я-то выступал против сева яровой пшеницы в
обязательном порядке: она менее урожайна на Украине, особенно на юге, хотя
в некоторых колхозах она неплохо удавалась. Поэтому я считал, что пусть ее
сеют колхозы, кто может, но не надо записывать обязательным решением, что
каждый колхоз должен в определенных процентах посеять яровую пшеницу: ведь
она иной раз даже семена не возвращала. Сталин этого не знал и знать не
хотел. Хотя перед войной я как-то докладывал ему о яровой пшенице, и он
тогда согласился со мной, после чего было принято решение не обязывать все
колхозы Украины сеять яровую пшеницу.
Как только был объявлен перерыв и мы зашли в комнату для отдыха,
Сталин нервно и злобно бросил мне: "Слышали, что сказал Мальцев?". "Да,
товарищ Сталин, но он же говорил об Урале. Если у нас, на Украине, самая
урожайная культура - озимая пшеница, то на Урале ее совсем не сеют, а сеют
только яровую пшеницу. Они ее изучили, умеют ее возделывать и получают
хороший урожай, да и то не все хозяйства. Мальцев - это же мастер,
академик в своем деле". "Нет, нет, если там яровая дает такой урожай, то
тут у нас, - и он ударил себя по животу, - вот какие глубокие черноземы,
урожай будет еще лучше. Надо записать в резолюцию". Говорю: "Если
записывать, то запишите, что я отказывался. Все знают, что я против яровой
пшеницы. Но если вы так считаете, то тогда записывайте и Северному Кавказу
с Ростовской областью. Они в таком же положении, как и мы". "Нет, запишем
только вам!". Дескать, я должен проявить инициативу, чтобы за мной пошли
другие. В работе созданных на пленуме комиссий, когда обсуждали этот
вопрос, я тоже принимал участие, но не до конца. Пленум закончился, все
разъехались по местам, и мне тоже надо было уехать. Дописывали резолюцию
Маленков с Андреевым.
Перед отъездом я на комиссии снова поставил вопрос о том, что нужно
отменить решение о "первой заповеди" колхозника, и предложил, чтобы
семенной фонд засыпали параллельно сдаче зерна государству в определенной
пропорции. Конечно, тут была с моей стороны уступка. Но я считал, что даже
так будет полезно, а то вообще ничего не оставляли. Все же в каких-то
процентах пойдет зерно и государству, и в семенной фонд. Уехал я. Звонит
мне Маленков спустя несколько дней и говорит: "Резолюция готова. Твое
предложение о порядке засыпки семенного фонда в колхозах и в совхозах в
резолюцию не включили, будем Сталину
докладывать. Как ты считаешь, докладывать твое предложение отдельно или же
совсем ничего ему не говорить?". Явно провокационный вопрос. Все знали,