"Павел Хюлле. Вайзер Давидек " - читать интересную книгу автора

беличьи зубы. Петр и Шимек наверняка подумали то же самое, ни один из них
даже не пикнул, когда М-ский приказал нам выйти в канцелярию и ожидать там
индивидуального вызова. Это и был его новый замысел - допрашивать нас по
одному, - от которого они ждали большего успеха.
В канцелярии нам наконец разрешили поесть - это было главное, к тому же
минута отдыха от взглядов М-ского и криков человека в форме была прекрасна и
неожиданна, и мы восприняли ее как явный знак провидения, что худшее уже
позади. Та троица в кабинете дала нам немного времени, чтобы мы осмыслили
безнадежность нашего положения и сделали соответствующие выводы, но нам не
нужно было даже советоваться насчет дальнейших показаний. Мы знали, что
каждый будет говорить как чувствует, только это и давало нам наибольшие
шансы выпутаться. Первым пошел Шимек, исчез в пасти кабинета покорно и тихо,
и мы остались с Петром одни, впрочем ненадолго. Через минуту прислали
сторожа - следить за нами. С той минуты мы сидели в молчании, наполненном
тиканьем стенных часов, прерывающимся, только когда они отбивали полный час.

Как же все-таки случилось, что мы подружились с Вайзером?
Раньше мы видели его часто, он ходил в ту же школу, что и мы, бегал в
том же дворе и покупал в том же магазине Цирсона бутылки с лимонадом,
которые взрослые называли почему-то пузырями. Однако он никогда не
участвовал в наших играх, стоял в сторонке и явно не испытывал желания быть
одним из нас. Когда мы играли в футбол на лугу у прусских казарм, он
довольствовался молчаливым созерцанием, а когда встречали его на пляже в
Елиткове, он говорил, что не умеет плавать, и быстро, словно стыдился этого,
исчезал в толпе пляжников. Встречи эти были беглыми и бессодержательными,
что соответствовало его облику: небольшого роста, очень худой и слегка
сутулый, причем кожа у него была болезненно белая, и единственным достойным
внимания контрастом к ней были неестественно огромные, широко открытые и
очень темные глаза. Наверное, поэтому он выглядел так, словно постоянно
чего-то боялся, словно ждал кого-то или чего-то, что принесет ему дурную
весть. Он жил со своим дедом в одиннадцатой квартире, на дверях которой
виднелась желтая табличка с надписью "А. Вайзер. Портной". И это было, в
общем-то, все, что мы могли о нем сказать, когда наступило то лето,
возвещенное майскими хрущами и теплым ветром с юга. Так как же случилось,
что мы сошлись с Вайзером?
Если все имеет свое начало, то в этом случае все началось с праздника
Тела Господня, который пришелся тогда позже обычного. В пыли и зное
июньского утра мы шагали в процессии, отделенные от ксендза Дудака группой
министрантов и новопричащенных третьеклашек, распевая вместе со всеми
"Славься, Иисусе, Сын Девы Марии, Ты ж есть Бог истинный..." и следя с
нескрываемым благоговением за движением кадильницы. Потому что самой главной
являлась кадильница, а не облатка и не святые образа Божией Матери и Бога,
Сына Человеческого, не деревянные фигуры, которые несли члены Братства
Розария на специальном паланкине, не знамена и ленты в руках, затянутых в
белые перчатки, но именно кадильница, качающаяся вправо и влево, вверх и
вниз, дымящая серым облаком, кадильница из золоченой жести на толстой цепи
того же цвета, и аромат ладана, раздражающий ноздри, но одновременно
удивительно мягкий и приторный. В неподвижном воздухе клубы дыма
удерживались, долго не меняя формы, и мы ускоряли шаг, наступая на пятки
впереди идущим, чтобы схватить серые облачка, прежде чем они расплывутся в