"Павел Хюлле. Вайзер Давидек " - читать интересную книгу автора

Вайзер все может, и теперь уже никто над этим не смеялся, мы помнили
вчерашний зоопарк и черную пантеру, а я еще и знал, что Вайзер с Элькой не
играли в доктора и пациента на краю взлетной полосы, хотя и не очень-то
понимал, в чем там было дело. Только когда стенные часы пробили девять, меня
осенила очень простая мысль: Вайзер задирал Элькино красное платье с помощью
сверкающего корпуса самолета, потому что не хотел делать это сам; видимо,
это было для него слишком просто, а может, слишком вульгарно. И когда двери
кабинета открылись и появился наконец Шимек, я еще раз увидел серебристую
тушу "Ила" над кустами дрока, поднятые колени Эльки, ее поднимающиеся и
опускающиеся бедра, между которыми маячила треугольная мягкая чернота, и
вспомнил ее лицо с открытым ртом, словно она старалась перекричать страшный
рев приземляющейся машины. Я не говорил, кажется, до сих пор, что Элька
потом нашлась и долго жила среди нас, пока не уехала навсегда в Германию. Но
ни тогда, ни позже, когда я писал ей письма, ни даже когда поехал в Германию
только затем, чтобы с ней увидеться, так вот - никогда она ничего не
говорила о Вайзере и о том, что случилось в последний день над Стрижей. Она
молчала, а врачи объясняли ее упорство психическим шоком, частичной амнезией
и так далее, и только я знал и знаю, что это неправда. Потому что одна Элька
знает, кем был или продолжает быть Вайзер. Ее молчание и сейчас, когда я
снова пишу письма в Мангейм, позабыв, что произошло между нами во время
моего визита, ее упорное молчание свидетельствует о том вполне определенно.
Да, когда я вспоминаю Вайзера в подвале заброшенного кирпичного завода, даже
сегодня волосы у меня поднимаются дыбом. Мы были там только однажды, Элька
же наверняка ассистировала ему много раз. И все взрывы в ложбине за
стрельбищем устраивались, похоже, исключительно для нее. Но я не пишу книгу
о Вайзере, которая могла бы начинаться со сцены на заброшенном заводе. Я не
делаю этого. Я только выясняю факты и обстоятельства, и поэтому Шимек сидит
сейчас на складном стуле рядом со мной, и я слышу свою фамилию: "Хеллер,
теперь ты", - и медленно встаю, припадая на затекшую ногу, иду к двери,
обитой стеганым дерматином, иду и боюсь М-ского, точнее, истязаний, которые
он применит на этой стадии допроса.
Мужчина в форме расстегнул две пуговицы синей гимнастерки, и я увидел,
что под ней у него сетчатая майка, сквозь мелкие ячейки которой пробиваются
густые черные волосы. Мне сразу вспомнился шимпанзе из оливского зоопарка, у
которого на груди были такие же лохмы, и я подумал, что забавно было бы
увидеть на его месте сержанта милиции, увидеть, как он швыряет песком в
публику, злобно верещит и время от времени мочится в первые ряды веселящейся
публики. И я улыбнулся ему, а он принял это за чистую монету и ответил мне
тоже улыбкой и, указав рукой на стул, сказал: "Можешь сесть". М-ский
подозрительно косился в мою сторону, директор же манипулировал своим
галстуком, который теперь не напоминал ни якобинскую кокарду, ни шарфик, а
только мокрую тряпку, порядочно выжатую и выкрученную.
- Мы хотим все знать о взрывах за стрельбищем, - начал М-ский. -
Сколько их было и в какие дни? Где ваш дружок взял взрывчатку? Что это
было - тротил? Порох? Откуда он это доставал - из гильз? Из неразорвавшихся
снарядов? И мы хотим, чтобы ты еще раз рассказал нам о последнем взрыве,
когда Вайзер и ваша подружка погибли. Ничего не бойся, расскажи правду.
Может, вы нашли на том месте кусок рубашки или тела? Может, на каком-нибудь
дереве?
Все эти вопросы М-ский задавал быстро, и звучали они как темы в