"Павел Хюлле. Вайзер Давидек " - читать интересную книгу автора

сел на складной стул, опустил голову и уставился на свои колени. С минуту я
размышлял, будут ли меня тоже таскать за ухо, но оставил догадки, поскольку
арсенал средств у М-ского был неограничен.
Да, участие М-ского во всей этой истории и поныне мною до конца не
осмыслено, но если я не сделал этого до сих пор, то тогда, там, ожидая
очередного допроса, мог ли я полностью отдавать себе отчет, кем был М-ский
на самом деле или кем он на самом деле не был. Слишком я его тогда боялся,
последующие же события отвлекли меня от размышлений на эту тему. Когда же
дверь кабинета, обитая стеганым дерматином, бесшумно закрылась за Петром, я
вспомнил очень важный случай. Ежегодно наша школа, как все другие школы,
выходила строем, в белых рубашках и темных штанишках, на первомайскую
демонстрацию. М-ский шел всегда во главе, нес транспарант и, улыбаясь
начальству на трибуне, запевал, призывая нас подхватить, своим писклявым
голосом: "Эту пес-ню за-пе-ва-ет моло-дежь, моло-дежь, моло-дежь..." И мы
маршировали стройными рядами, улыбались, как все вокруг, и пели, как все
вокруг, и знали: к тем, что не явились на праздник радости, молодости и
всеобщего энтузиазма, именно к этим ученикам завтра же или, в крайнем
случае, через два дня М-ский нанесет визит на дом и будет допрашивать их
родителей, что случилось, серьезная ли это болезнь и чем он может помочь,
чтобы через год в этот самый день ученик был здоров как бык. В прошлом году
один-единственный ученик из нашей школы не пошел на первомайскую
демонстрацию. Это был не кто иной, как Вайзер, но, что самое удивительное,
М-ский так и не пожаловал к нему домой, чтобы расспросить деда, почему внук
не пришел маршировать вместе с нами. Тогда мы не придали этому значения, но
теперь, дожидаясь очередного допроса, я подумал, что это очень важно.
Но какая же связь могла быть между М-ским и Вайзером? И сегодня
утверждаю: никакой. Почему же М-ский не нанес визит в их дом? Не любил
портных? А может, забыл? Нет, наверняка не забыл: как учитель естествознания
и систематик, он был законченным педантом, и все у него было записано в
маленьком блокнотике, с которым он никогда не расставался. А если М-ский
знал о Вайзере что-то, чего не знали мы и чего я уже никогда не узнаю? Если
что-то такое существовало, то почему чудаковатый учитель не мог понять, куда
исчез наш приятель? О да, М-ский был настоящий чудак, такие сейчас
встречаются только в книгах, и то не во всяких. Летом, в каникулы, он, как и
мы, не выезжал из города, и мы часто видели его на лугу у брентовского леса
или над рекой в Долине Радости, когда он гонялся за бабочками с сачком и
атласом насекомых. А когда не охотился за порхающими созданьицами, то шел
сгорбившись, уткнув глаза в землю, и каждую минуту останавливался, срывал
какую-нибудь травку и шептал: "Menyantes trifoliata!" - или: "Виола
трехцветная!" И вкладывал травку в картонную папку, которую нес вместо
заштопанного сачка. М-ский работал над книгой о флоре и фауне лесов, которые
тянулись вдоль южных границ города до самой Гдыни и в которых охотился
некогда сам Фридрих Великий. Наверно, поэтому он хватал и коллекционировал
все, что росло и двигалось в поле его зрения. К счастью, он был близорук, и
благодаря этому множество трав, листьев, жуков, мух и прочей мелюзги
спаслось от верной гибели.
Да, в то жаркое лето, когда Вайзер подпустил нас к своим тайнам или,
вернее, впустил нас в свою жизнь - частично, конечно, и насколько хотел, - в
то лето М-ский встречал нас не однажды в районе стрельбища, Буковой горки,
брентовского кладбища или Долины Радости. Его выпученные рыбьи глаза,