"Андрей Хуснутдинов. Фамилиал" - читать интересную книгу автора

дохнула на него холодным газом и приложилась не костяшками даже, а самыми
подушечками, так что он и не расслышал почти: - А потому что на РЛС
заклятия, дуры, транслировали. В обход федеральной сети. На фарси. Да еще
через свой РКЦ в оффшоре.
Сашенька взял в толк угол подушки и сел. Катюша стрясла пепел мимо
постели.
С инвентаризацией речевых комплексов заклятия, равно как заговоры,
несанкционированные отправления веры и нецензурная брань, были строжайше
исключены законом. Нарушителям грозило от пяти лет частичной атрофии
троичного нерва до пожизненной изоляции второй сигнальной. Сашеньке
приходилось видеть последних. Ходили слухи, что со временем все до Единого
они сходили с поверхности, и то были не привычные в речевой практике монахов
логомогилы, а новейшие пещерные сообщества, засечь которые не удавалось еще
ни одной РЛС. В подсвеченные тектонические ходы с поверхности поначалу
закачивали охальные эмульсии, однако когда стало ясно, что оценить эффекта
не удастся, перенаправили нечистоты. Своим возрождением и неслыханным
расцветом немое кино было во многом обязано этим новым катакомбникам. Экраны
напрочь заполонили зловещие, вымазанные экскрементами типы с неправдоподобно
развитыми органами восприятия, и хотя живьем их не видел никто, верили в них
все повально и с не меньшим энтузиазмом, чем в нечистого. Доходило до
курьезного: некоторые церковные активисты вместо традиционных изображений
поверженных змиев заказывали изображения поверженных катакомбников,
живописать коих должно было не углем и не маслом, но исключительно
отфильтрованным дерьмом.
Сашенька попросил у Катюши остаток сигареты и встал в задумчивости и
тихо заикаясь от холода у окна. Улицу отсюда было видно плохо, но было
видно, как сонный глосс-наряд затаптывал что-то корчившееся и блеявшее от
ужаса в обильный и прочный обочинный снег.
Существование великого города в это время суток представлялось ему
сомнительным: все безумное, что приходило в голову, казалось не просто
возможным на этих улицах, но и чем-то таким, что могло прийти в голову
только по этим улицам. Один его сумасшедший приятель, прежде чем быть
объявленным в розыск, поведал ему, что Москва - как, впрочем, и СПб, и даже
новосибирский Академгородок с семипалатинским полигоном - на самом деле
вывернувшаяся в наше настоящее часть плоской театральной кулисы. С тех пор
Сашенька был внимательней вне дома и почему-то перестал верить Мш. Он даже
перестал верить в потери сепаратистов.
Наскоро докурив, он крепко прижался к Катюше под одеялом и дрожал от
удовольствия. Какое-то время погодя им наконец удалось совокупиться - хотя и
не так, как обычно хотела Катюша, - и они бессильно лежали на расстоянии
друг от друга. Потом, что больше не бодрствует, Сашенька определил по тому,
что видел в подобных случаях не окраины своей спальни, а давнюю и
безуспешную свадьбу того самого сумасшедшего приятеля: дощатые стены
"Метрополя" еще не успели пропитаться антигрибковым лаком, глаголы "стучать"
и "говорить" еще не были синонимами и появление в столовых приборах
одноразовых морзяночных колотушек казалось в диковинку неповоротливой
Москве. Никто из собравшихся в банкетном зале не знал, что тотчас по
посещении загса жених в ссоре насмерть забил невесту в машине и в эти самые
минуты продолжал топтать ее нарядное тело в розовой клумбе у входа. Про
молодую, впрочем, как по наитию, стучали уже исключительно в прошедшем