"Андрей Хуснутдинов. Министерство Анимации" - читать интересную книгу автора

треугольно, в залупившуюся щепу пробитая неизвестным предметом средней
величины, покрывалась густой сетью граффити. Вблизи пахло мышами. Треснув,
толчком и дребезжа железом, вдруг стали спускаться. Человек со вздохом
приник к теплому резервуару. Трясло и мелко сыпалось сверху. Сейсмович
глядел в треугольное отверстие на восходящий зернистый поток бетона и,
моргая, думал что о плохом. Впрочем, он всегда так думал в виду бетона -
например, что ад. Или что жена его никогда не была девственницей.
Спустя впустую минут сорок и с лязгом, будто в трубу, он посмотрел на
человека и думал выходить, но лифт без видимой причины двинулся
поступательно вбок и вправо. Несколько почав головой, человек был
вполоборота на полу. Восстанавливая равновесие, Сейсмович оглянулся в
треугольное отверстие, но бетон теперь тек по горизонтали, слева направо. И
даже с некоторым ускорением, пока, заюлив всплывшим медным кабелем, не
провалился под прямым углом. Это значило еще двадцать минут. Сейсмович
расслабленно присел спиной. В дышащую щель двери струились загроможденные
складские окрестности. Геометрически разлагающиеся чресла штабелей.
Гаснущие, отчеркнутые аппарелями недра. Дважды сворачивали налево и неярко
меркло. На утраченном участке пути их толкали хохоча тяжелые неразличимые
лица в спецовках, а перед неисправным просевшим шлагбаумом, прежде чем
пустить в объезд, шумно ослепили из прожектора. Потом следовало расстояние
кромешной тьмы, и вложенный куда-то во внешнюю полость кабины фонарик был
способен вместить только небольшой запыленный кусок косо надвигающегося
пространства.

Потом человек тоже вышел из лифта и, отгородившись тележкой, нежно
испражнялся в стороне.
Сейсмович, оступившись, на ребрах стоп полусидя просучил далее. Глубоко
в высоте отвесно светила лампа, тем не менее было темнее. Выступавшая справа
вертикальной поверхностью, методично прошитая по периметру елками стена -
впрочем, он шел еще ощупью, в неясном и тревожном предвкушеньи кулис,
картонных флюидов сцены, - стена эта, ломано убывая, рушилась в холодное
нёбо Васильевского спуска. Плоские марева дымились поверх бесцветной икры
брусчатки. Муаровая плазма Блаженного, вершина затухающего костра, и тоже
безо всякой опоры. Умышленные, делящиеся шпили башен. Намертво прикипевшая,
проткнутая переломанными ключицами бисерная паранджа Спасской. Что странно -
Мавзолей. Его полированный параллелограмм лоснился всего в нескольких шагах,
но его он заметил в последнюю очередь, почти запнувшись.
Все.
Сейсмович, живший из неясных соображений старости. Все. Идиот,
помыкавший в пользу вероятных, но щедро исчислямых потерь незримыми
льготами, в подробностях, точно нечуткого чужого, отвратительного как иная
хладеющая плоть, он трогал себя за ноги и культю в поисках пульса, но видел
лишь то, как чернеет под бледной кожей его неторопливая, всегда легко
затвердевавшая на воздухе кровь.
Вот-вот: все, чего стоил он до сих пор, вдруг разом перевесив,
обратилось этим сослагательным, стремительно атаковавшим его благом.
Он стучал в брусчатку пяткой и даже тер ее рукавом. Обойдя мумию
часового, с той же целью колотил в непроходимые двери саркофага. С криком,
переходящим в треск, махал в черные окна ГУМа. Затем зачем-то решительно
вернулся в коридор будить человека, но тот спал, предусмотрительно ослабив