"Серж Ютен. Повседневная жизнь алхимиков в средние века" - читать интересную книгу автора

Пример Беттгера показателен во многих отношениях: далеко выходя за
хронологические рамки Средних веков, он служит убедительным доказательством
живучести алхимии. Подобно Беттгеру, многие средневековые алхимики, не
располагавшие собственными средствами, стремились заручиться поддержкой
какого-нибудь знатного и могущественного господина и попадали из огня да в
полымя: освободившись от тисков нужды, они оказывались в беспощадных клещах
нового господина. Способ превращать в золото простые металлы так и оставался
недостижимым (нет убедительных доказательств существования "философского"
золота), и разгневанный благодетель вымещал свою злость на неудачливом
алхимике. Беттгеру несказанно повезло, а многие его злополучные собратья (не
счесть числа им...) закончили свои дни на виселице, да не простой, а ради
вящего позора позолоченной сусальным золотом - вот куда вело алхимическое
златоискательство.
Незадачливого алхимика-суфлера доводила до виселицы его неутолимая
жажда золота. Все священное искусство Гермеса Трижды Величайшего для него
сводилось к банальной попытке получения рукотворного благородного металла -
и ничего более ему не требовалось. Впрочем, и его влиятельные покровители
тоже ничего иного не ждали от него. Напротив, "герметические философы", как
называли себя настоящие алхимики-адепты, гнушались подобными работами,
предаваясь поискам философского камня не из жадности, а из любви к
искусству. При этом они руководствовались специальными теориями, которые не
позволяли им выходить за пределы, освященные традицией. От алхимика-суфлера
более респектабельный алхимик-адепт (якобы преуспевший в таинстве Великого
Делания, получивший вожделенный философский камень, убедительных
доказательств чего, как уже говорилось, не существует) отличался, по крайней
мере, в двух отношениях. Во-первых, он умел хранить тайну герметического
искусства, не склонен был рассуждать о нем с кем попало. Надлежало сперва
удостовериться, что имеешь дело с посвященным, а уж потом открываться ему.
Как осторожно Николя Фламель, самый знаменитый, по мнению С. Ютена,
средневековый алхимик, искал человека, который мог бы растолковать ему
таинственный смысл чудесным образом попавшей к нему в руки "Книги Авраама
Еврея"! Хотя в Средние века и существовали многочисленные алхимические
трактаты, непосвященный, думавший лишь о легком способе разбогатеть, не мог
без посторонней помощи разобраться в них. Во-вторых, алхимик-адепт смотрел
на свое искусство шире, не ограничивая себя исключительно поисками способа
изготовления золота, хотя и оно отнюдь не было чуждо ему (алхимии сны
золотые...). Эта широта взгляда находила свое выражение и в тех
определениях, которые "герметические философы" давали алхимии.

Так, Роджер Бэкон в XIII веке писал о герметическом искусстве: "Алхимия
есть наука о том, как приготовить некий состав, или эликсир, который, если
его прибавить к металлам неблагородным, превратит их в совершенные
металлы... Это наука о том, как возникли вещи из элементов, и обо всех
неодушевленных вещах..." В том же веке Альберт Великий писал: "Алхимия есть
искусство, придуманное алхимиками... С ее помощью металлы, включенные в
минералы и пораженные порчей, возрождаются - несовершенные становятся
совершенными". Анонимный алхимик XV века, связывая совершенствование
металлов с врачеванием человеческого тела, определил алхимию как "искусство,
не имеющее себе подобного и поучающее, как доводить несовершенные камни до
истинного совершенства, больное тело человека - до благодатного здоровья, а