"Висенте Ибаньес Бласко. Рассказы (Москва - 1911) " - читать интересную книгу автора

всегда... только тебя.
Энрикета плакала слезами раскаянiя, и человкъ этотъ тоже плакалъ,
чувствуя себя слабымъ и униженнымъ передъ ея презрнiемъ.
Луисъ, столько разъ думавшiй объ этомъ человк съ негодованiемъ и
почувствовавшiй при встрч желанiе задушить его, глядлъ на него теперь съ
симпатiей и уваженiемъ. Онъ, вдь, тоже любилъ ее! И общая любовь не только
не оттолкнула ихъ другъ отъ друга, а наоборотъ объединила мужа и т_о_г_о
человка странною симпатiею.
- Пусть уходитъ, пусть уходитъ!- повторяла больная съ дтскимъ
упрямствомъ. И мужъ ея поглядлъ на всемогущаго человка съ мольбою, точно
просилъ у него прощенiя за жену, которая не понимала, что говоритъ.
- Послушайте, донья Энрикета,- произнесъ изъ глубины комнаты голосъ
священника.- Подумайте о себ самой и о Бог. He впадайте въ грховную
гордость.
Оба они - мужъ и покровитль - кончили тмъ, что услись у постели
больной. Она кричала отъ боли; приходилось длать ей частыя впрыскиванiя, и
оба съ любовью ухаживали за нею. Нсколько разъ руки ихъ встртились, когда
они приподнимали Энрикету, но инстинктивное отвращенiе не разъединило ихъ.
Наоборотъ, они помогали другъ другу съ братскою любовью.
Луисъ чувствовалъ все большую и большую симпатiю къ этому доброму
сеньору, который держалъ себя такъ просто, несмотря на свои миллiоны и
оплакивалъ его жену даже больше, чмъ онъ самъ. Ночью, когда больная
отдыхала, благодаря морфiю, они разговаривали тихимъ голосомъ въ этой
больничной обстановк, и въ словахъ ихъ не было ни намека на скрытую
ненависть. Они были братьями, которыхъ помирили общiя страданiя.
Энрикета умерла на разсвт, повторяя мольбы о прощенiи. Но послднiй
взглядъ ея принадлежалъ не мужу. Эта красивая, безмозглая птица упорхнула
навсегда, лаская взоромъ манекенъ съ вчною улыбкою и стекляннымъ взглядомъ -
роскошнаго идола съ пустою головою, на которой сверкали адскимъ блескомъ
брилльянты въ голубомъ свт зари...

Морскiе волки.

Переставъ заниматься длами посл сорокалтняго плаванiя со всевозможными
приключенiями и рискомъ, капитанъ Льоветъ былъ теперь самымъ важнымъ
жителемъ въ Кабаньал - маленькомъ городк съ блыми, одноэтажными домиками и
широкими, прямыми, залитыми солнцемъ улицами, точно въ небольшомъ
американскомъ городк.
Публика изъ Валенсiи, прiзжавшая въ Кабаньалъ на лто, съ любопытствомъ
глядла на стараго морского волка, сидящаго въ большомъ кресл подъ навсомъ
изъ полосатаго холста у двери его дома. За сорокъ лтъ, проведенныхъ имъ во
всякую погоду на палуб судна, подъ дождемъ и брызгами волнъ, сырость
пронизала его до костей, и онъ просиживалъ теперь, разбитый ревматизмомъ,
большую часть дней неподвижно на кресл, разражаясь ругательствами и жалобами
каждый разъ, какъ ему приходилось вставать на ноги. Высокiй, мускулистый, съ
крупнымъ отвислымъ животомъ и загорлымъ, тщательно выбритымъ лицомъ,
капитанъ напоминалъ добродушнаго священника въ отпуску, спокойно сидвшаго у
дверей своего дома. Единственное, что подтверждало славу капитана Льовета -
мрачную легенду, связанную съ его именемъ - были его срые глаза, глядвшiе
властно и проницательно и свидтельствовавшiе о томъ, что этотъ человкъ