"Висенте Ибаньес Бласко. Рассказы - 1 (Луна Бенаморъ, Печальная весна)" - читать интересную книгу автора

получали изъ кассы.
За прилавкомъ онъ увидлъ обоихъ Абоабъ, отца и сына.
Патрiархъ Самуилъ Абоабъ былъ древнiй тучный старикъ. Онъ сидлъ въ
кресл, и его твердый и вмст подвижной животъ налзалъ на грудь. Верхняя губа
была выбрита и благодаря отсутствiю зубовъ нсколько ввалилась. Блестящая, у
корней немного желтоватая борода, борода настоящаго патрiарха, ниспадала
внизъ волнистымъ шелкомъ, придавая ему величiе пророка. Отъ старости
плаксиво дрожалъ его голосъ, а въ глазахъ было выраженiе слезливой нжности.
Малйшее волненiе заставляло его плакать. Каждое слово, казалось, вызывало въ
немъ трогательныя воспоминанiя. Даже когда онъ молчалъ, изъ его глазъ текли
ручьями слезы, словно то были источники, изъ которыхъ била скорбь цлаго
народа, впродолженiи вковъ гонимаго и проклинаемаго.
Сынъ его Забулонъ былъ уже старъ, но крпкiй и черный онъ все еще
казался молодымъ. У него были черные глаза, мягкiе и кроткiе, но въ нихъ
порой вспыхивалъ огонекъ, говорившiй о фанатической душ, о несокрушимой вр
древняго населенiя Iерусалима, всегда готоваго побить камнями или распять на
крест новыхъ пророковъ. У него была черная жесткая борода, какъ у воина
Маккавея, а лохматая черная шевелюра походила на мховую шапку.
Забулонъ былъ однимъ изъ наиболе дятельныхъ и уважаемыхъ членовъ
еврейской общины, безъ котораго не обходилось ни одно благотворительное дло,
былъ голосистымъ канторомъ синагоги, большимъ другомъ раввина, котораго
называлъ "нашимъ духовнымъ вождемъ" и приходилъ во вс дома, гд умиралъ
единоврецъ, чтобы сопровождать пнiемъ его предсмертные стоны и омыть потомъ
тло покойнаго водой, стекавшей ручьемъ на самую улицу. По субботамъ и въ дни
большихъ праздниковъ онъ шелъ торжественно въ синагогу, въ сюртук,
перчаткахъ и цилиндр, сопровождаемый тремя бдными единоврцами, жившими на
крохи, падавшiя со стола хозяевъ. Они были разодты и торжественны не мене
ихъ покровителя.
- Вниманiе! - кричали остряки Королевской улицы. - Сторонись, детъ
броненосецъ съ четырьмя трубами.
И вс четверо проталкивались между группами людей, держа курсъ къ
синагог, обращаясь то въ одну, то въ другую сторону, чтобы посмотрть, не
остается ли на улиц какой - нибудь плохой еврей, не желающiй постить храмъ,
и немедленно же объ этомъ донести "духовному вождю".
Пораженный бдностью конторы, походившей на кухню, Агирре еще боле
удивлялся при вид той легкости, съ которой катились деньги на узкомъ
прилавк. Исчезали свертки съ серебряной монетой, быстро проходившей сквозь
волосатые, привыкшiе считать пальцы Забулона, фунты стерлинговъ издавали
пвучiй звукъ, ударяясь о дерево съ веселымъ звономъ золота; банковые билеты,
сложенные вдвое, какъ листы несшитой тетради, на мгновенiе показывали цвта
своей нацiональности, прежде чмъ исчезнуть въ ящик; мелькали однообразныя
простыя блыя англiйскiя бумажки, нжно-голубыя французскiя, наполовину
зеленыя, наполовину красныя испанскiя.
Вс гибралтарскiе евреи приходили сюда съ тою коммерческой
солидарностью, которая побуждала ихъ заходить лишь въ лавки единоврцевъ, и
Забулонъ, одинъ, безъ помощи приказчиковъ, не позволяя отцу, этому
почтенному фетишу богатства семьи, покидать кресло, направлялъ этотъ танецъ
денегъ, переводя золото изъ рукъ публики въ глубину желзнаго ящика или не
безъ грусти разбрасывая его по прилавку.
И смшная дыра, казалось, становилась больше и краше, по мр того, какъ