"К.Икскуль. Невероятное для многих, но истинное происшествие " - читать интересную книгу автора

самого искреннего смеха вызвало бы во мне всего несколько дней, даже часов
тому назад чье-нибудь сообщение, не только о том, что он видел своими
глазами бесов, но что он допускает существование их, как тварей известного
рода! Как и подобало "образованному" человеку конца девятнадцатого века, я
под этим названием разумел дурные склонности, страсти в человеке, почему и
самое слово это имело у меня значение не имени, а термина, определявшего
известное понятие. И вдруг это "известное отвлеченное понятие" предстало мне
живым олицетворением! Не могу и до сих пор сказать, как и почему я тогда без
малейшего недоумения признал в этом безобразном видении бесов. Несомненно
лишь, что такое определение совсем выходило из порядка вещей и логики, ибо,
предстань мне подобное зрелище в другое время, сказал бы, что это какая-то
небылица в лицах, уродливый каприз фантазии, - одним словом, все что угодно,
но уж, конечно, никак не назвал бы его тем именем, под которым понимал нечто
такое, чего и видеть нельзя. Но тогда это определение вылилось с такой
быстротой, как-будто тут и думать было незачем, как-будто я увидел что-то
давно и хорошо мне известное, и так как мои умственные способности работали
в то время, как говорил я, с какой-то непостижимой энергией, то я почти так
же быстро сообразил, что безобразный вид этих тварей не был их настоящей
внешностью, что это был какой-то мерзкий маскарад, придуманный, вероятно, с
целью больше устрашить меня, и на мгновение что-то похожее на гордость
шевельнулось во мне. Мне стало стыдно за себя, за человека вообще, что для
того, чтобы испугать его, столь много мнящего о себе, другие твари прибегают
к таким приемам, какие нами практикуются по отношению к малым детям.
Окружив нас со всех сторон, бесы с криком и гамом требовали, чтобы меня
отдали им, они старались как-нибудь схватить меня и вырвать из рук Ангелов,
но, очевидно, не смели этого сделать. Среди их невообразимого и столь же
отвратительного для слуха, как сами они были для зрения, воя и гама я
улавливал иногда слова и целые фразы.
- Он наш: он от Бога отрекся, - вдруг чуть не в один голос завопили
они, и при этом уж с такой наглостью кинулись на нас, что от страха у меня
на мгновение застыла всякая мысль.
"Это ложь! Это неправда!" - опомнившись, хотел крикнуть я, но
услужливая память связала мне язык. Каким-то непонятным образом мне вдруг
вспомнилось такое маленькое, ничтожное событие, к тому же и относившееся еще
к давно минувшей эпохе моей юности, о котором, кажется, я и вспомнить никак
не мог.


Глава 20

Мне вспомнилось, как еще во времена моего учения, собравшись однажды у
товарища, мы, потолковав о своих школьных делах, перешли затем на разговор о
разных отвлеченных и высоких предметах, - разговоры, какие велись нами
зачастую.
- Я вообще не люблю отвлеченностей, - говорил один из моих товарищей, -
а здесь уж совершенная невозможность. Я могу верить в какую-нибудь, пусть и
не исследованную наукой, силу природы, то есть я могу допустить ее
существование, и не видя ее явных, определенных проявлений, потому что она
может быть ничтожной или сливающейся в своих действиях с другими силами, и
оттого ее трудно и уловить; но веровать в Бога, как в Существо личное и