"К.Икскуль. Невероятное для многих, но истинное происшествие " - читать интересную книгу автора

Глава 4

Прошло немало лет. К стыду моему должен сказать, что я мало изменился
за истекшие годы нравственно. Хотя я уже находился в предположении дней
моих, то есть был уже человеком средних лет, но в моих отношениях к жизни и
себе немного прибыло серьезности. Я не осмыслил жизни, какое -то мудреное
познание самого себя оставалось для меня такою же "химерическою" выдумкой,
как рассуждения метафизика в известной басне того же имени, я и жил, водясь
теми же грубоватыми, пустыми интересами, тем же лживым и довольно- таки
низменным пониманием смысла жизни, какими живет большинство светских людей
моей среды и образования.
На той же точке стояло и мое отношение к религии, то есть я по-прежнему
не был ни атеистом, ни сколько-нибудь осмысленно набожным человеком. Я, как
и прежде, ходил по привычке изредка в церковь, по привычке говел раз в год,
по привычке крестился, когда полагалось - и этим ограничивалось все.
Никакими вопросами религии я не интересовался, кроме, конечно, самых
элементарных, азбучных понятий; я ничего не знал здесь, но мне казалось, что
я отлично знаю и понимаю все, и что все тут так просто, "не хитро", что
"образованному" человеку не над чем и голову трудить. Наивность
уморительная, но, к сожалению, очень свойственная "образованным" людям
нашего века.
Само собой разумеется, что при наличности таких данных, ни о каком
прогрессировании моего религиозного чувства, ни о расширении круга моих
познаний в этой области не могло быть и речи.


Глава 5

И вот в эту пору случилось мне попасть по делам службы в К. и заболеть
серьезно.
Так как ни родных, ни даже прислуги в К. у меня не было, то и пришлось
лечь в больницу. Доктора определили у меня воспаление легких.
В первое время я чувствовал себя настолько порядочно, что не раз уже
думал, что из-за такого пустяка не стоило и ложиться в больницу, но по мере
того, как болезнь развивалась и температура стала быстро подниматься, я
понял, что с таким "пустяком" вовсе было не интересно валяться
одному-одинешеньку в номере гостиницы.
В особенности донимали меня в больнице длинные зимние ночи; жар совсем
не давал спать, иногда даже и лежать было нельзя, а сидеть на койке неловко,
и утомительно; встать и походить по палате то не хочется, то не можется; и
так вертишься, вертишься в кровати, то ляжешь, то сядешь, то спустишь ноги,
то сейчас же их опять подберешь и все прислушиваешься: да когда же эти часы
будут бить! Ждешь, ждешь, а они, словно назло, пробьют два или три, стало
быть, до рассвета оставалась еще целая вечность. И как удручающе действует
на больного этот общий сон и ночная тишина! Словно живой попал на кладбище в
общество мертвецов.
По мере того как дело подвигалось к кризису, мне, конечно, становилось
все хуже и труднее, по временам начало так прихватывать, что уж было ни до
чего, и я не замечал томительности бесконечных ночей. Но не знаю, чему
следовало приписать это: тому ли, что я всегда был и считал себя человеком