"Двенадцать стульев (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

ную систему, каждый элемент ее был композиционно обусловлен. Политичес-
кие аллюзии в значительной мере устранялись еще при подготовке жур-
нального варианта, изъяли также и некоторые пародии. Борьба с пародиями
продолжалась и во втором зифовском варианте - уцелели немногие. В после-
дующих изданиях исчезали имена опальных партийных лидеров, высокопостав-
ленных чиновников и т. п. Потому вариант 1938 года отражает не столько
"последнюю авторскую волю", сколько совокупность волеизъявлений цензоров
- от первого до последнего. И многолетняя популярность "Двенадцати
стульев" свидетельствует не о благотворном влиянии цензуры, но о качест-
ве исходного материала, который не удалось окончательно испортить.

Политический контекст

Популярным роман стал сразу же, разошелся на пословицы и поговорки -
результат крайне редкий для книги советских писателей. Критика, однако,
довольно долго пребывала в растерянности. Не заметить новый сатирический
роман, опубликованный центральным издательством, было нельзя, но и спо-
рить о его достоинствах или недостатках критики не торопились. Лишь 21
сентября 1928 года в газете "Вечерняя Москва" появилась небольшая рецен-
зия, подписанная инициалами "Л. К.", автор которой не без снисходи-
тельности указывал, что хоть книга "читается легко и весело", однако в
целом "роман не поднимается на вершины сатиры", да и вообще "утомляет".
Затем критика умолкла надолго. По сути, обсуждение началось лишь после
того, как 17 июня 1929 года в "Литературной газете" под рубрикой "Книга,
о которой не пишут" была опубликована статья, где указывалось, что роман
"несправедливо замолчала критика".
В итоге, как известно, советские литературоведы условились считать
очевидным, что объект сатиры Ильфа и Петрова - "отдельные недостатки", а
не "советский образ жизни". Формула эта очень удобна, поскольку объясня-
ет практически все, ничего конкретно не касаясь. Однако первоначальная
растерянность опытных рецензентов подтверждает, что в 1928 году объясне-
ние, предложенное позже, было далеко не очевидным. Скорее уж очевидным
было то, что всегда ценили поклонники Ильфа и Петрова, оппозиционно
настроенные к режиму: авторы "Двенадцати стульев" шутили очень рискован-
но, огульно высмеивали отечественную прессу, издевались над традиционны-
ми советскими пропагандистскими установками. Критики-современники это,
безусловно, заметили, и все же нашлись у них основания не спешить с
разгромными отзывами.
Понятно, что и авторы романа, снискавшие к 1927 году известность в
качестве абсолютно лояльных газетчиков, да и покровительствовавший им
сановный Нарбут, известный своей осторожностью в вопросах идеологии,
рассчитывали не на разгромные рецензии. Значит, в 1927 году - при работе
над романом - дерзкие шутки Ильфа и Петрова признавались вполне уместны-
ми, а вот в 1928 году их допустимость вызвала у современников серьезные
сомнения. Но сомнения эти разрешились в пользу авторов романа - после
"сигнала сверху", санкционировавшего благожелательный отзыв в "Литера-
турной газете".
Понадобилось время, чтобы рецензенты окончательно убедились: авторы
"Двенадцати стульев" не вышли за допустимые пределы и не собирались это
делать. Наоборот - они строго следовали требованиям конъюнктуры. Литера-