"Илья Ильф, Евгений Петров. День в Афинах" - читать интересную книгу автора

отвесную скалу, под которой глубоко внизу лежат Афины, и что мраморы
Парфенона - желтые, обветренные, шероховатые, а не белые и гладкие, как
думалось всегда; прекрасно знаешь, что Афины - это столица Греции,
расположенная в восьми километрах от Эгинского залива, но разве думал, что
будешь ехать от этого залива в эту столицу в старомодном электрическом
поезде, в котором есть первый и третий классы, но почему-то нет второго, и
что рядом с тобой на скамье будет сидеть громадная гречанка в черном платье,
с голыми руками, толстыми, как ноги, что из окна вагона будет видно
асфальтовое шоссе, по которому сперва проедет старый, еще военных времен,
заново выкрашенный грузовик с английской надписью "Стандард Ойл", потом
пройдут ослики, нагруженные плетенками с овощами, что навстречу поезду
помчатся каменные заборы, огороды, кипарисы, иногда пальмы, одноэтажные
домики и что, наконец, пройдя предместье, поезд уйдет под землю, чтобы
прибыть к конечной станции под площадью Омония?
Поднявшись на площадь, мы стали осматриваться. Полицейский в белых
нарукавниках до локтя торжественно управлял не очень оживленным движением, в
многочисленных киосках торговали соленым миндалем в прозрачных пакетиках,
инжиром, мушмулой и лезвиями "жиллет". Еще в Стамбуле нам рассказывали, что
в Афинах лезвия стоят неслыханно дешево и что сам господин Жиллет со своими
глупыми пушистыми усами не может понять, как это афинские ларьки умудряются
торговать его бритвами дешевле, чем они обходятся ему самому. Мы тоже
удивлялись. Удивлялись и покупали. Вскоре, однако, секрет афинской торговли
и промышленности раскрылся. Лезвия были действительно настоящие и очень
дешевые, но, к несчастью, уже бывшие в употреблении по меньшей мере раз по
тридцать.
Это мы узнали впоследствии, а сейчас во все глаза смотрели на
магазинные вывески. Такие вывески могут только присниться. Весь греческий
алфавит составлен из русских букв, есть даже фита, но понять ничего
невозможно. Из-под вывесок выбегали частники и приглашали "зайти и
убедиться". В окне эмигрантского ресторанчика "Волга" стояла тарелка с
борщом и было вывешено меню: "Борщ малороссийский, битки новороссийские".
Но, несмотря на борщ, гимназическую фиту, одесский запах каленых орехов
и каштанов, несмотря на батумско-тифлисский вид чистильщиков сапог с их
ящичками, обитыми медью - это был совершенно чужой теплый мраморный город,
окруженный голыми розоватыми холмами.
- Как вам нравятся Афины? - раздался крик.
С противоположного тротуара к нам пробирался тот самый человек в
грязноватой шляпе, который заговорил с нами на пристани. Он горячо пожал нам
руки и поспешно сказал:
- Вы не думайте, что я хочу на вас что-нибудь заработать. Я очень люблю
русских. Я сам жил когда-то на Кавказе. Меня зовут Константин Павлидис.
Правда, паршивый город Афины?
Мы не успели ответить.
- Тут такой страшный кризис, - продолжал он радостно, - всюду такой
капиталистический гнет. Может быть, вам надо что-нибудь купить? Я могу вас
повести. Тут один капиталист обанкротился, знаете, буржуй, и объявил
распродажу. А если не хотите покупать, то пойдем просто полюбуемся на его
разорение.
И, растолкав собравшихся вокруг нас продавцов, размахивавших палками,
на которых висели длинные ленты неразрезанных лотерейных билетов, он потащил