"Илья Ильф, Евгений Петров. Тоня" - читать интересную книгу автора

океан и приезжаем сегодня в Нью-Йорк. Всю дорогу было очень весело, пароход
ужасно громадный. У нас появилась масса знакомых, и мы все время вместе. Я
все время танцую с одним иностранцем и смотрю заграничные кинокартины. Что у
нас делается нового на фабрике? Привет всем. Ваша Т.
Эта открытка пойдет из Америки назад на этом же пароходе. Ваша Т."
Она наклеила на открытку английскую марку с головой короля Георга
Пятого, и ей даже стало жалко Килю и Клаву. Она и на пароходе, она и с
банкиром танцевала, и вообще столько нового, а они по-прежнему упаковывают
перец и шафран.
Нью-Йорк был еще еле различим в сияющем тумане солнечного утра, а
близость земли уже ощущалась во всем. Стюарды вытаскивали на палубы кожаные
сундуки и чемоданы, чайки взволнованно пищали, сопровождая пароход.
Пассажиры были взволнованы не менее чаек. Они собирались кучками, пытаясь
разглядеть далекие здания знаменитого города. Все вдруг стали страшно
разговорчивыми, заговорили даже те, которые всю дорогу сурово молчали.
У подножия "Маджестика" остановился пароходик с иммиграционными
властями. По трапу быстро взбежали американские чиновники в зеленых
мундирах. В высоком золотом салоне первого класса началась проверка
паспортов. Пассажиры стали в длинную очередь. "Маджестик" двинулся вперед
малым ходом. Низко над ним пролетел белый спортивный гидроплан. Нью-Йорк,
который еще чае назад походил на скалистую горную цепь, незаметно
приблизился. Узкие отвесные скалы превратились в дома. Уже можно было
считать этажи. Когда в стаде небоскребов практиканты отыскали дом в сто
этажей, Костя Говорков сдернул с головы шляпу и радостно закричал:
- Ну, тут я уже ничего не могу сказать!
Тоня молчала. Она крепко держалась руками за некрашеный деревянный
сырой поручень и смотрела вниз, на пристань "Кюнард лайн", где тысячи людей
махали платками медленно надвигавшейся морской громадине.
Последние минуты на пароходе прошли в лихорадке. Прежде всего
потерялись друзья-практиканты. Иммиграционный чиновник что-то громко и
сердито говорил Тоне, держа в руках ее паспорт. Тоня в это время быстро
думала про себя:
"Ну, не пустят в Америку, ну, не надо, поеду домой, честное слово,
нисколько не жалко". Но оказалось, что все в паспорте правильно и что
иммиграционный чиновник со всеми разговаривает громко и сердито. Потом
Говорковы, держась за руки, как дети, сошли вниз по сходням и попали в
большой таможенный зал, в крик, галдеж, в тарахтенье багажных тележек. Тоня
боялась, что в этой толчее им не найти своего багажа. И уже ей было жалко
своего нового платья, которое Костя купил в Париже за сто семьдесят франков,
и фотографий Кили и Клавы с их собственноручными надписями.
Костя растерянно бормотал:
- Сейчас мы возьмем автомашину и поедем прямо на Пенсильвения-стейшен.
Внезапно чемоданы нашлись, и таможенный чиновник наклеил на них ярлыки.
Все делалось само собой. Чемоданы попали на конвейер и поехали вниз, в
вестибюль.
Внизу тоже стоял крик. Кричали носильщики, пассажиры, продавцы газет.
Кричали шоферы таксомоторов, высовывая головы из окошек. Говорковых кто-то
втолкнул в такси вместе с их багажом, и, ошеломленный, но не потерявший
присутствия духа, Костя крикнул шоферу:
- Пенсильвения-стейшен!