"Александр Иличевский. Дом в Мещере" - читать интересную книгу автора

зеркальной поверхностью - взлет, нисходящей теменью глубины моего
воображения.
Наконец мне стало неловко за свое любопытство. Даже почувствовал, что
лицо горит, будто это я что-то ляпнул и теперь - стыдно. Решил догнать и
извиниться. Конечно, это было глупо. Сделай я так в самом деле, только бы
умножил неловкость. Он даже мог бы подумать, что в его квартире живет
сумасшедший...
Я выскочил за дверь. Он обернулся. Я заглянул в почтовый ящик и
задумался. У меня это уже рефлекс - с места прошлого жилья - достать
больничную повестку и скомкать, не читая. Даже если ее там нет, все равно
заглянуть, чтоб стукнуть со злости дверцей. Потому я, отчасти, оттуда и
съехал: уж очень меня раздражали эти бумажки, призывы к приводам. Но память
движений осталась, что с ней делать?
Пока, себя в неловкости уловив, я ощупывал изнутри свою застывшесть,
хлопнула дверь парадной.
Я сбежал вослед на полпролета, но раздумал.
Удивительно, что он вообще счел нужным мне ответить. Но, с другой
стороны, любопытство было вполне простительным...
Вскоре моему смущению нашлось объяснение. Чувство неловкости сменилось
ясностью, что в его пунктирном, разумеющем нечто большее рассказе заключен
смысл - но не сюжет - моего собственного сна, который давно уже отрывочно
является мне в этой квартире, и что, если его начать рассказывать, то это и
будет продолжением истории о летучей рыбе... Но следом я подумал: ну и что,
человек объяснился как мог, и на том спасибо: не мое дело мыслить это
большее.
Однако я успокоился напрасно. Никак я не ожидал, что сон, будучи уже
начат чужими словами, скоро сам станет рассказывать себя и что мною для
этого уже усвоены первые буквы его специального алфавита.
В этой квартире со мной ничего чрезвычайного - ни плохого, ни
хорошего - не приключалось. Там не было тоскливо и жутко, как в пустом
осином гнезде и как в некоторых прочих квартирах, где мне приходилось
жить, - но там было грустно и немного влажно. В целом - я доволен. И сейчас,
после того как внезапно пришлось ее покинуть, меня беспокоит, удастся ли
уладить просрочку по оплате. В конце ноября непредвиденная, но не
предвещавшая ничего особенно дурного загородная поездка неожиданно
обернулась рискованной экспедицией, настоящим путешествием - в
куда-бы-не-посоветовал-никому, и теперь неизвестно, когда все это
завершится. А ведь квартира мне все же нравилась, и вряд ли легко удастся
найти подобную. Но боюсь, житейское это волнение - единственное основание
надеяться на хороший исход... А если я не вернусь, то так тому и быть, и
поэтому - ни беспокоиться, что вот как неловко с квартплатою вышло, ни
сожалеть о квартире, да и вообще думать о каком-либо прошлом не стоит. Но я
не думаю, я рассказываю.
Иногда по субботам, безвыходно свободный от службы, я бродил бесцельно
по комнатам, подходил к окнам и подолгу смотрел в них. Окно в спальне
выходило на широкий бульвар. Там - холм, и если зима, он был, как бельмо,
выпукло белый, близоруко - впритык - пялился в яркое небо, и снег на нем
лежал, как низкое облако, которое, зацепившись за верхушки, осело,
расправилось - чтобы отдохнуть и вглядеться туда, где оно было - плывя и
тяжелея...