"Александр Иличевский. Бутылка (Повесть о стекле)" - читать интересную книгу автора

Я и смекнуть не успел, старший Петька пошуровал на коленках что-то под
сейфом, дверца - прыг, а там - елки-палки: денег как грязи! Мама мия...
Доллары - баррикадами, марки - развалом, а рубли - вроде как мусор: сверху
ими все припорошено.
Вдруг радио над сейфом прохаркалось, тишиной немного пошуршало да как
выдаст:
- Дорогие братья и сестры!..
Тут Барсун опять протрезвел - шмыг прямо к сейфу, радио щелк и -
цап-царап, цап-царап - пачечки распихивает по карманам: две себе положит, а
третью передаст напарнику, что еще с колен не встал.
Когда набрал норму - хлоп дверцей и шасть к моей милости - сует мне в
нагрудный карман кипу и прихлопывает, чтоб оттопыривался поменьше.
А я:
- Извините, ни к чему мне эти фантики. Спасибо, - говорю, - возьмите,
пожалуйста, обратно, - и ему в карман все дочиста перекладываю.
Тут Барсун опять обмаслился да как заорет, полез обниматься:
- Наш, наш, Петька, мальчик! Я ж говорил, нашенский он, ты не верил!
Короче, дальше был уж полный швах.
Повели они меня во все тяжкие. В Дома журналистов, литераторов,
киноактеров и композиторов - по ресторанам море пить. И всюду-то их знают,
всюду-то их у дверей по мановенью охраны встречают, усаживают за столики,
подвигают стулья, тут как тут несут семужку норвежскую с кухни, на пробу
посола... Однако лично на меня халдеи как на собаку поглядывают - будто я
хуже Петек. Да и то правда: ведь на дармовщинку-то с хозяевами жизни
путешествую... Но посмущался я недолго - и расстраиваться плюнул: сам себе
на уме буду, а на ресторанщиков чихать - плебс как-никак, какой с них
толк-то?
Ну и натрескался тогда Барсун наш! Мне его аж жалко стало. После
последнего номера - в Доме композиторов, где он Шнитке пытался девке
какой-то на бюст намурлыкать, - блеванул-таки на выходе.
Притом - ладно бы, если бы так просто стошнило: подумаешь, человеку
стало дурно от живота. Но ведь вышел еще больший конфуз при этом. С
Ростроповичем.
Он, оказывается, в эту самую минуту, как подались мы из ресторана, - из
аэропорта на родину возвращался впервые. Из Шереметьева должен был с
женой-певицей и делегацией встречающих заехать на Новодевичье кладбище -
поклониться Шостаковичу. А после - в родные пенаты. Вот его здесь, у
выхода-то, и ждали. Ему квартиру в доме Союза композиторов вернули перед
приездом - и подготовили встречу с митингом.
Как раз мы из ресторации выходим - чтоб пройти к Центральному
телеграфу, где машину с водилой оставили. А тут - фу-ты ну-ты - толпа на
выходе жужжит и куражится: дамочки в декольте бижутеревых,
мужики-пиджачники - по всему видать, композиторы - смолят трубки,
подбоченясь, гривы правят пятерней. Плюс - официантики в жилетках бегают с
мельхиором и богемским на руках - шампань разносят, репортеры пробуют
вхолостую вспышки; а над подъездом висит лозунг - голубым по простынке
белой: "ГАЛЕ И СЛАВЕ - СЛАВА!"
Прямо свадьба какая-то. Я аж оглянулся - шаферов поискал...
Тут Барсун, как все это увидал, - ка-ак блеванет на поднос разносчику -
тот обалдел: стоит, как закопанный, и даже не мыслит отряхнуться. И я стою,