"Наталия Ильина. Автомобильный триптих " - читать интересную книгу автора

объяснял почему, но я не помню объяснений, помню его косящий глаз и странные
слова, сказанные шепотом: "Выньте все из машины и увезите!" - "Зачем?" -
"Мало ли что!" - прошептал директор; левый глаз вернулся на место и взглянул
прямо на меня.
Это было в цехе. На плиточном полу стояли автомобили, около суетились
люди, не торгующие и праздно болтающие, как в переулке, а работающие;
смотреть на работающих всегда приятно, и мне было приятно, хоть и рухнула
мечта сегодня же уехать на машине... Что я хотел сказать? Да. Огорчил совет
директора. Я открыл багажник. Что вынуть? Что увезти? Насос? Домкрат? Сумку
с инструментами? Запаску? Катить ее, что ли, перед собой? Я усмехнулся,
покосился на директора, но он не смотрел на меня. Смотрели зато остальные.
Несколько пар блестящих глаз уставилось в мой открытый багажник, и в цехе
воцарилась тишина. Я захлопнул багажник. Сразу послышались голоса, загудело,
застучало; замершая на полдороге машина вновь поплыла вверх на подъемнике,
странное оцепенение кончилось, или мне померещилось оно?
Что было дальше? Вспомнил. Я сказал директору, что брать из машины
ничего не буду, сложить некуда, везти не на чем. "И не нужно, - громко
сказал директор, - все будет в порядке. Позвоню через недельку".
Через недельку не позвонили. Через две тоже. Стал звонить сам.
Наконец наступил день, когда раздались желанные слова: "Забирайте
машину, все готово!" Решил ехать завтра с утра. Ночью дурно спал, слышал
завыванье декабрьского ветра. Утром явился мой шурин Петя: "Еду с тобой!" И
я понял, что означали случайно услышанные мною слова жены, говорившей в
телефон: "Петя, умоляю! Пойми, он еще нездоров!" Поехали на Петиных
"Жигулях".
А на улице мело, мело... В переулке сновали люди. В цехе стук, гул,
рокот моторов... Директор, улыбаясь: "Любуйтесь на вашу машину!" Рядом с
директором двое. Не помню ни имен их, ни должностей... Один ясноглазый,
приветливый, другой сумрачный... Оба делали вид, что любуются новым кузовом.
А он был старенький и, видимо, подвергся омолаживанию не впервые... Но это
мы с Петей увидели позже, а тогда ничего не видели, кроме сидений - серых,
грязных, в двух местах прожженных... "Это не мои сиденья!" - "Ваши, ваши!" -
нежно сказал Приветливый. "А чьи же?" - ласково спросил директор. Сумрачный
не слышал, он в этот момент заглядывал зачем-то под заднее крыло... "Не его
сиденья!" - сказал Петя. Директор и Приветливый упирались недолго. Сиденья
могли обменять, обезличка, что поделаешь! Тут вынырнул Сумрачный и, не
вникнув в суть дела, рявкнул: "Как не ваши? Ва..." И внезапно замолчал, -
кажется, Приветливый наступил ему на ногу... Я просил вернуть мои сиденья,
мне отвечали, что это невозможно, где их теперь найдешь? Обещали поставить
другие, однако за особую плату... Тут мой взгляд упал на руль, я обмер.
Черный, поцарапанный, допотопный и не с грузовика ли снятый? Боги, боги мои!
Тут слышу голос Пети (Петя открыл капот): "А где аккумулятор?" Три голоса в
ответ: "Не было аккумулятора!" - "Как не было?" - кричу, чувствуя сильное
сердцебиение. Петя мне: "Спокойно! - И им: - А ехать нам как же?" - "А вы
съездите на Бакунинскую, купите новый!" - посоветовал Приветливый. "Точно, -
сказал Сумрачный, - новый лучше. Ваш-то был так себе, помню я..." И внезапно
смолк: видимо, опять наступили на ногу. Но куда дели мой руль? Он был
гладкий, цвета слоновой кости. "Этот разве не ваш?" - мягко спросил
директор, и левый глаз его уехал в сторону. "Неужели не ваш?" - удивился
Приветливый, а Сумрачный рявкнул: "Не было у него руля, он так, без руля, и