"Ясуси Иноуэ. Охотничье ружье; Письмо Секо; Бой быков (Три новеллы)" - читать интересную книгу автора

задумывалась: что же, собственно, представляет собой эта змея внутри
человека? Иногда мне казалось, будто она олицетворяет упрямство, иногда -
ревность или рок.
Я и теперь не понимаю, что такое эта змея, но во мне, Вы сами сказали,
такая змея жила. Ибо как иначе можно назвать ту, другую, которую я не знала,
но которая была частью моего существа? И она впервые явилась мне сегодня.
Это случилось во второй половине дня. Когда Мидори пришла меня
проведать, я была в той самой накидке, которую Вы привезли мне из Мито. В
молодости я ее очень любила. Мидори вошла в комнату, увидала на мне накидку
и... остолбенела. Она хотела что-то сказать, но, видимо, сдержалась, и мы
некоторое время молча глядели друг на друга. Я нарочно не заговаривала
первой, радуясь, что даже Мидори поразил мой необычный наряд. Но вдруг
Мидори тихо сказала:
- В этой накидке ты была, когда ездила вместе с Мисуги в Атами. Я
видела вас в тот день.
Она страшно побледнела, и ее слова прозвучали так, словно она хотела
пронзить меня ими, как кинжалом.
В первую минуту я ничего не поняла. Но когда до меня дошел смысл
сказанного, я инстинктивно плотнее запахнула накидку и замерла.
Значит, она все знала! Знала уже много лет! Меня охватило странное
спокойствие: будто на закате я гляжу с безопасного места на море, и по нему
катится к берегу высокий вал прилива. Мне захотелось взять Мидори за руку,
утешить.
Вот оно и пришло - мгновенье, которого я так боялась, но я почему-то не
испытала страха. В единый миг была сорвана завеса с тайны, а ведь мы хранили
ее тринадцать лет, но за ней скрывалась не смерть, о которой я столько
думала, а тихое и - как бы это сказать поточнее? - удивительное
отдохновение. Исчезло бремя, многие годы не дававшее мне покоя, но его
сменила пустота, и стало так грустно, что захотелось плакать. Меня ошеломило
чувство полного раскрепощения. В оцепененье глядела я в глаза Мидори, но
ничего не видела перед собой, не слышала ни единого ее слова.
Когда я пришла в себя, Мидори уже не было.
- Мидори, - позвала я ее. Зачем? Сама не знаю. Может быть, мне
хотелось, чтобы она еще долго, бесконечно долго сидела передо мной. Скорее
всего, если б она вернулась, я безо всякого смущения сказала бы ей: "Отдай
мне Мисуги, и пусть он станет моим законным мужем". А может, столь же прямо
заявила бы обратное: "Пришло время вернуть Мисуги тебе".
Мне и самой неясно, что сказала бы я, вернись тогда Мидори. Но она не
пришла на мой зов.
Раз Мидори узнала правду, я умру! Преступление, преступление,
преступление! К чему это бессмысленное сознание собственной вины? Неужели
человек, однажды продавший душу дьяволу, уже никогда от него не освободится?
Неужели я на протяжении тринадцати лет обманывала бога и даже самое себя?
Так размышляла я. Потом крепко уснула. Меня разбудила Секо. Я открыла глаза
и ощутила такую боль во всем теле, что боялась пошевелиться. Казалось, будто
на меня разом навалилась усталость, накопившаяся за тринадцать лет. У моего
изголовья сидел дядя из Акаси. Вы с ним однажды встречались. Он заехал меня
проведать по пути в Осаку, куда направлялся по делам. Полчаса он болтал без
умолку, потом спохватился, боясь опоздать на поезд, и стал прощаться. Уже с
порога, надевая ботинки, он сказал: