"Ясуси Иноуэ. Сны о России" - читать интересную книгу автора

своевременно поступала в казну пушнина.
После бунта 1731 года правительство России пришло к выводу, что
необходимо создать опору своей колониальной политике среди самих
национальных групп. Такую опору оно нашло в лице тойонов, которым вменялось
в обязанность наблюдение за действиями местных жителей, суд и расправа, а
также сбор ясака. Но бунты не утихали и после передачи власти тойонам,
поэтому русским запрещалось посещать поселки камчадалов. Сбор же ясака,
производился под защитой вооруженных отрядов.
Во времена Кодаю в Нижнекамчатске проживали уже внуки и правнуки
участников большого бунта. Русские теперь не относились к ним столь
бесчеловечно, как к их дедам и прадедам, но из этого не следует, что жизнь
камчадалов стала легкой. Система сбора ясака была еще более
усовершенствована. И смирение, написанное на их лицах, было, по-видимому,
смирением людей, приученных за полвека, прошедших после бунта, к
беспрекословному послушанию. А бунтарский дух перекочевал дальше на север, к
корякам.
В октябре на Нижнекамчатск обрушились снежные бураны. Японцы, проведшие
четыре года на Амчитке, имели представление о зимних холодах, но тамошние
морозы не шли ни в какое сравнение с камчатскими буранами, которые в течение
многих дней вздымали в небо среди кромешной тьмы огромные тучи снега. Зима
на Амчитке была, можно сказать, сносной. Снежные бури нередко относились
морским ветром в сторону, проглядывало солнышко, а когда ветер стихал,
глазам представала блестевшая на солнце мириадами льдинок снежная равнина.
На Камчатке ничего подобного нельзя было увидеть. День за днем Нижнекамчатск
окутывала крутящаяся белая мгла. Солнце не появлялось и тогда, когда буран
утихал, истощив свои силы. Наступала страшная, до звона в ушах тишина. После
буранов жители Нижнекамчатска выбирались на утонувшую в снегу улицу и молча
разгребали сугробы, вздымавшиеся кое-где выше домов. В период буранов все
городские лавки закрывались и торговля замирала.
В дни, когда буран стихал, Кодаю отправлялся проведать своих земляков,
живших за пределами крепости. А те, в свою очередь, приходили к нему -
обычно по двое. Бывало, буран длился по нескольку дней кряду. Тогда самые
молодые из японцев - Исокити и Синдзо - приходили к Кодаю, несмотря на
вьюгу.
- Глупцы! - всякий раз ругал их Кодаю. - Вас ведь может занести снегом.
Зачем все мы старались выжить? Чтобы найти смерть в этом камчатском городке?
Разве можно так не дорожить жизнью? Передайте Коити, что он дожил до седых
волос, а не способен справиться с молокососами вроде вас!
Кодаю специально упомянул Коити. Он был уверен, что именно Коити,
беспокоясь за Кодаю, посылал Исокити и Синдзо проведывать его в буран.
Больше во время бурана к Кодаю никто не приходил, но стоило вьюге
утихнуть, как сразу же кто-нибудь являлся, словно специально дожидался этого
момента. Зима для японцев тянулась бесконечно. Им казалось, что прошло уже
несколько зим, но вот наступило рождество. Буран прекратился, и воцарилась
тишина. В тот вечер допоздна звонили церковные колокола. Майор Орлеанков
пригласил Кодаю за праздничный стол и потчевал заморским вином. Вокруг стола
сидели подчиненные Орлеанкова и именитые гости из Нижнекамчатска.
В первые три дня января опять разыгрался буран, и земляки смогли
поздравить Кодаю с Новым годом лишь с большим опозданием.
До наступления зимы трудно было предположить, что продовольствие