"Наталия Ипатова. Леди декабря" - читать интересную книгу автора - Договоримся так, - шепотом, сквозь зубы распорядился он. - Ты не уйдешь
до тех пор, пока я не скажу. Пока ты будешь мне нужен. Ладно? Я сделал знак о'кей. Пусть не беспокоится. Мы вышли в большую, но тесно заставленную вещами комнату, открывавшуюся на просторную веранду. За верандой был маленький пруд, дождь сек глянцевые листья кувшинок. Старинный патефон тихонько мурлыкал "Утомленное солнце", и все краски здесь были приглушены настолько, что сцена казалась старой черно-белой фотографией или кадром из фильма. Я ощутил ностальгическое прикосновение "Летящих журавлей" и "Весны на Заречной улице". На столике стояла древняя пишущая машинка - "Ундервуд", голову кладу на отсечение! - с листом бумаги, на нем виднелась колонка неоконченного текста. Стихи. Там же я увидел очки в старомодной черной оправе. Кружевные подзоры, шторы в технике "ришелье", какие-то шали. Вещей, как я уже сказал, было много, и я не сразу разглядел в глубине композиции глубокое кресло, а в нем - ноги. Разглядев, я ни на что другое уж не смотрел. Несомненно девичьи, босые, с породисто удлиненными ступнями и сухими щиколотками, именно такие, от каких тащился Бунин, гладкие, без единого волоска, лишь чуть-чуть расширяющиеся к икрам. Изящные колени. Девушка в простеньком ацетатном платьице, где по серому фону были разбросаны ромашки, казалась погруженной в глубокую дрему и не заметила нашего явления. Она выглядела такой худенькой, а платье на ней - таким детским. И я до самой глубины души был поражен, почувствовав, что беспечный бронзовый бог, бесстрашный наездник Девятой волны, адресат всех вздохов тропических ночей дрожит перед тоненькой девочкой с внешностью советской кинозвезды 60-х, чья божественная одухотворенность заставляет выцветать все голливудские Однако он не был бы Имантом, если бы и дальше продолжал изображать из себя каменное изваяние. С обычным своим деловитым видом, который так ему удавался, Имант прошелестел босыми ногами по деревянному полу, присел перед патефоном на корточки, снял с пластинки иглу, поменял диск, и по комнате полилось что-то, помнится, о том, как "прошел чуть не полмира я", и "от тебя, такой красивой, глаз не отвести". Мне было до смерти интересно, как он станет вешать на нее жемчуга, однако он просто оставил бесценную ниточку, зацепив ее за спинку стула. В его глазах она ведь и не составляла никакой сравнимой ценности. Опершись на спинку кресла-качалки и склонившись над ним, он терпеливо ждал, когда смена мелодии дойдет до дремлющего сознания барышни Июль. - А, - сказала она, - это ты. Что, уже мое время? Я бы обиделся, но Имант не мог позволить себе такой роскоши. - Могу я просто захотеть тебя повидать? - Зачем? - Затем, что я... думаю о тебе, Ларис-са. Разумеется, мой удивленный возглас был исключительно мысленным. Скажи мне, чьим именем зовется корабль пирата... - Ты думаешь только о сексе, - укоризненно поправила она его, и мне почудилось, что кое-кто повторяет здесь за Афродитой. - Во-первых, это лишь одна, видимая моя ипостась, - нимало не смущаясь, заявил Июнь. - А во-вторых... разве ты сама здесь грезишь не об этом? Ларисса покачала головой. Бледная улыбка приподняла уголки ее губ. Имант заметил это и присел перед нею на корточки, позволяя ей стратегическое |
|
|