"Наталия Ипатова. Леди декабря" - читать интересную книгу автора

чей-нибудь след.
Звуки тумане необыкновенно отчетливы и обманчиво близки. Ориентироваться
на них крайне затруднительно. Я сделал на это скидку и ускорил шаг. Потом
еще ускорил. А потом побежал.
У них, однако, было передо мной преимущество четырех лап, и разглядев
наконец мелькающие в тумане гибкие коричневые тела, шерсть, струящуюся в
быстром беге, как в воде, я с достойным отца Федора проворством,
надсаживая пресс и царапая щеки, взлепился на ближайшее дерево настолько,
насколько мог, то есть, до нижних ветвей. Благо, они оказались невысоко.
Какой-то момент я висел, уцепившись руками, тогда как ноги мои скребли по
шершавому стволу, ища опору и судорожными пинками отпихивая наиболее
прыгучих тварей. Я висел так и ненавидел всех собак без разбору. Вздорные,
истеричные, агрессивные, неинтеллигентные твари! Я люблю кошек, кошек,
кошек - триста раз!
Как уже упоминалось выше, в любом спорте я гожусь исключительно в
болельщики. Но все же мне удалось кое-как забросить ноги на толстый сук,
подтянуться и понемногу перевести дух. Собаки расселись кругом, довольные:
как же, загнали, и даже трудиться особенно не пришлось. Ожидая охотников и
егерей, я был полон самых разнообразных опасений: как знать, какие черты
Октября ассоциируются с собачьей страстью к острым ощущениям?
Зычный голос из тумана понукал собак и по-эсэсовски призывал их "ату"
меня до тех пор, пока его обладатель не выплыл из белесой пелены
собственной персоной и не застал воочию всю картину.
- Черт! - сказал он. - Я думал, это заяц.
- Вы не ошиблись, - как можно более холодно ответил я.
Собаки снялись с насиженных мест и теперь юлили у ног хозяина, всем своим
холуйским видом показывая, что недвусмысленное намерение растерзать меня
до сих пор проявлялось исключительно из служебного рвения.
Выглядел Октобер чудно, и я мог бы долго прикалываться на его счет, если
бы, во-первых, не навидался разного на своем пути. А во-вторых, он и сам
бы мог вволю поерничать, пока я сидел на дереве.
Самой замечательной деталью в его лице был нос. Могло отыскаться
множество причин, по которым он приобрел именно этот специфический
оттенок, однако устоявшаяся традиция ассоциировала его с одной. Я бы дал
ему где-нибудь под пятьдесят. Полное апоплексическое лицо обрамляли
экзотические седые бакенбарды, а под маленькой черной шапочкой,
напоминавшей не то жокейскую, не то тропический пробковый шлем,
угадывалась полновесная лысина. На нем был красный сюртук и белые лосины,
и вкупе с окружающим пейзажем он напомнил мне знаменитый фильм о
похождениях Фантомаса. Больше всего он походил на английского сельского
джентльмена, каким его изображает классическая литература, и пока мы шли
через поле к его штаб-квартире, он ни единым словом, ни единым жестом не
выбился из своего имиджа.
По дороге я больше молчал, все еще под впечатлением травли, отделываясь
ни к чему не обязывающими междометиями, но беседа во мне и не нуждалась.
Октобер, размахивая тростью, вел меня по своим владениям, безудержно
хвастаясь их размахом, и наиболее употребительным в его лексиконе было
слово "я". Наверное, я относился бы к нему лучше, не будь наша встреча
столь драматичной.
Получив наследство от Августа и Сентября и живя практически в свое