"Наталья Иртенина. Главы из романа 'По касательной'" - читать интересную книгу автора

траву, волосы. С неба упали три капли, предупреждая о близости дождя. Ник
поймал наконец надоевшую муху, оторвал ей крылышки и теперь как будто даже
увлеченно следил за инвалидкой, сражающейся с травой. Ди не смотрела на
него, ей было все равно, ответит он или нет. А он, потеряв муху из виду,
мечтательно задрал голову к небу, поймал щекой крупную каплю, не спеша
поднялся с земли. Подошел к Ди. Она равнодушно скользнула по нему взглядом.
"Пойдем, сейчас дождь начнется. Тут неподалеку можно переждать на старой
вилле". Ди молча кивнула.
Редкая капель быстро превратилось в душ со слабым напором. Как-то
неожиданно похолодало.
Двое торопливо петляли между стволами. И почему-то именно сейчас Нику
приспичило отвечать на нелицеприятную отповедь рода человеческого, как
будто орать на бегу под дождем было его любимым занятием. "Это ты, конечно,
хорошо рассудила. Но в одном ты ошибаешься. Я действительно не знал, каково
чувствовать себя убийцей. Нет, я не хочу сказать, что раньше мне не
приходилось этого делать. Просто я в отличие от тебя не рефлексировал на
эту тему. Мне это не нужно... Знаешь, есть такая довольно опасная штука -
черно-белая логика. Ее можно по-разному применять. Можно, например, делить
людей на убийц и неубийц. Можно использовать градацию - делить на тех, кто
убивает во зло, и тех, кто убивает во имя спасения. У этой логики имеется
существенный изъян - она позволяет ненавидеть и убивать тех, кто на
"черной" стороне. Плохих. Даже если ты станешь это отрицать, если сейчас ты
так не думаешь, это все равно так. Рано или поздно логика добра-зла
приходит к подобному выводу - что инаких нужно отстреливать. Невзирая на
всю ее готовность "понять и простить врага". Это логика исступления и
фанатизма. Но есть другая логика, которая вообще не делит. Нет никаких
убийц и неубийц. Есть просто люди. Разные. Но одинаково достойные
милосердия. В разных пропорциях в них перемешано то и другое. Так вот, если
ты не хочешь, чтобы вокруг тебя были сплошные убийцы, апеллируй к той их
части, которая неубийца. И, кстати, не советую зацикливаться на своем
собственном чужаке-убийце".
Ди бежала и продиралась через кусты, сжав зубы. Одежда уже неприятно
липла к телу. Утренний душ и физзарядка в комплекте. Впереди сквозь стволы
и ветви проступили очертания окон и крыши со скатами. "Если следовать этой
неделимой логике, - прокричала она в ответ, - ты сам убиваешь просто людей.
Не плохих, и не хороших и достойных милосердия. Может, поэтому ты
предпочитаешь не рефлексировать на эту тему?" - "Это не люди. Нечисть.
Человек тот, у кого есть душа, а не тот, кто разговаривает и обладает
разумом. Могу тебя уверить, что у этих самозванных тхагов не осталось
человеческой души. Гроссмейстер их выпотрошил, чтобы сделать послушных
роботов. Здесь было просто не к кому проявлять милосердие. Пустые
оболочки".
Они взбежали на крыльцо и нырнули под сень заброшенного дома - дверь
была нараспашку. Через просторный холл, где густел полумрак, вышли на
светлую застекленную веранду. Здесь стоял круглый дощатый стол, но не было
ни одного стула и вообще никакой другой мебели. На облицованной деревом
стене висел унылый пейзаж в рамке. Ди примостилась на столе. Дождь
барабанил по стеклу, словно тоже просился на постой, под крышу, в тепло
дома. Только тепла здесь не было. Ди не заметила, как начала дрожать. "Чья
это вилла?" - "Одного старого мизантропа. Он давно умер, а в завещании