"Дэвид Ирвинг. Вирусный флигель" - читать интересную книгу автора

"Не подлежит сомнению, что все элементы, за исключением радия и бария,
отпадают. Как химики, мы обязаны заявить, что новые изотопы не являются
радием, они являются изотопами бария".
Однако их приговор "противоречил всем известным законам физики", и два
радиохимика, вынесшие его, все еще страшились признать его безоговорочную
справедливость. Но тем не менее они отчаянно торопились. Они сделали все
возможное для скорейшей публикации своего отчета. Ган позвонил своему
старому приятелю Паулю Розбауду, редактору научного журнала
"Натур-виссеншафтен". Он примчался в институт в тот же вечер, и это было
совершенно кстати - еще просыхали последние строки статьи, в которой по
существу была доказана возможность расщепления ядер урана.
Надо отдать справедливость Розбауду: он мгновенно оценил всю важность
статьи. И хотя номер журнала уже был подготовлен к печати, Розбауд приказал
снять одну из статей и вместо нее поместить работу Гана и Штрассмана, указав
дату получения - 22 декабря 1938 года. Это был самый короткий день в году,
день зимнего солнцестояния. В Европе, во всем северном полушарии царила
глубокая зима. Когда в Швецию к Лизе Мейтнер пришло взбудораженное письмо
Гана, уже наступили рождественские каникулы и у нее гостил племянник -
доктор Отто Фриш, работавший в знаменитой Копенгагенской лаборатории Нильса
Бора.
Мейтнер читала письмо со смешанным чувством захватывающего интереса и
сомнения. Неужели химики такого калибра, как Ган и Штрассман, допустили
ошибку? Вряд ли это было возможно. И хотя письмо было доверительным, она все
же не удержалась и пересказала его содержание племяннику. Но он не сразу
воспринял, что пыталась втолковать ему Мейтнер. Он был слишком увлечен
собственными планами постройки огромного магнита для предстоящих
исследований.
Ответ Лизы Мейтнер был очень осторожным, но в то же время она
поздравляла Гана:
"Ваши результаты действительно обескураживают - процесс, в котором
медленные нейтроны приводят к образованию бария?!... Сейчас мне
представляется весьма затруднительным принять существование столь
радикального распада, но нам уже приходилось переживать столько
неожиданностей в ядерной физике, что никто не вправе исключать новые, просто
сказав: этого не может быть!"
Все же Фриш вскоре понял всю важность сообщенного ему Лизой. И они
совместно пересмотрели капельную модель атомного ядра, предложенную Бором
двумя годами ранее. По воззрениям Бора, ядро под воздействием слабых сил
сохраняет свою устойчивость благодаря поверхностному натяжению. Однако этому
вовсе не противоречило, что ядро атома урана вследствие большого
положительного заряда может уже само по себе находиться на пределе
устойчивости. В таком случае захват лишнего нейтрона, даже с очень малой
энергией, приводил бы к тому, что ядро атома урана должно стать совсем
нестабильным, принять форму растянутой капли и в конце концов разорваться на
две меньшие "капельки", то есть на два меньших ядра примерно равных
размеров. При этом заряды новых ядер естественно останутся положительными, и
ядра начнут с силой отталкиваться друг от друга. Расчеты показывали, что в
единичном акте расщепления атома должна высвобождаться огромная энергия -
около 200 миллионов электронвольт, то есть столько, сколько потребуется,
чтобы подбросить песчинку на заметную высоту.