"Николай Исаенко. Вижу противника! (про войну)" - читать интересную книгу автора

разворот, "горкой" выскочил с Ишоевым, Поповым и Морозовым впереди ведущей
девятки врага. Пару Белова в этот момент я уже не видел, да и выискивать ее
недосуг было: мы намеревались стремительно атаковать "юнкерсы" "в лоб".
Однако от лобовой атаки пришлось отказаться: вокруг сверкали трассы
вражеских пуль и снарядов, на хвосте моего "лагга" уже повис "мессер", за
ним, на удалении, виднелись еще пять, тоже начинающих левый разворот.
Собьют! А под левым крылом уже пенится прибоем берег, и находящиеся справа
вражеские бомбардировщики приближаются к Мысхако... Так нет же, не пройдете!
Мы бросили машины в правый вираж, чтобы увлечь за собой "мессеры",
начать, с ними бой на виражах точно по курсу следования бомбардировщиков.
Пусть будет худо нам, но и врагу в предстоящей схватке не поздоровится!
"Юнкерсы", продолжая двигаться на Мысхако, неминуемо врежутся в круговерть
наших и фашистских истребителей. А там поглядим!
Со всех сторон мельтешили черные кресты "мессершмиттов", переплеты
фонарей "юнкерсов", бесчисленные плоскости вражеских машин, и - ни одной
пулеметной, ни одной пушечной очереди! Я понял: стрелки бомбардировщиков не
рискуют открывать огонь, чтобы не поразить собственные самолеты. Враг
оказался в дураках. Зато мы, не уступая дорогу "юнкерсам", непрерывно вели
огонь из пушек и пулеметов, били по любой фашистской машине, очутившейся в
перекрестии прицела.
Я не знал, сколько времени прошло с начала боя. Знал только, что успел
испытать и чувство острой опасности, и ощущение близкой гибели, и торжество
удачи, и твердил только одно: продержаться! Продержаться хотя бы еще
несколько секунд. Сейчас "юнкерсам" даже "мессеры" мешают, бомбардировщики
не могут не отвернуть!
Делая очередной вираж, заметил ниже армады бомбардировщиков "лагг" и
устремившийся к нему "мессер". Летчику "лагга" угрожала смертельная
опасность. Его можно было выручить, прервав свалку на пути "юнкерсов". Но
тогда путь к Малой земле для врага был бы открыт.
С чувством острой боли и вины перед другом, которому не имею права
помочь, я завершил вираж, чтобы обрушиться на тех гитлеровцев, которые
подвернутся под пушку и пулеметы. И едва не столкнулся с флагманом
"юнкерсов". Он менял курс! Следом за ним делала левый разворот вся ведущая
девятка вражеских бомбардировщиков! Да и остальные уже шли с левым креном -
тоже поворачивали!
- По-бе-да! - не сдержав чувств, прокричал я в эфир.- По-бе-да!
Уже и "мессеров" не было поблизости, за исключением одного
единственного, явно пытавшегося оторваться от меня.
Я до предела выжал сектор газа. Догнал. Поймал щучье тело вражеского
истребителя в перекрестие прицела. Ударили, словно рыкнули, и тут же смолкли
пушка и пулеметы - кончились боеприпасы. Но "мессеру" хватило: уже пылал,
уже чадил, уже кувыркался, падая в море.
Я развернулся на сто восемьдесят градусов, отыскивая взглядом своих.
Видимость в тот день была отличная. С высоты 3500 метров глаза различали
даже Анапу, где находился аэродром фашистов. Только поверхность моря не
просматривалась: на высоте около 800 метров ее прикрывал тонкий флер тумана.
Небо же оставалось чистым везде. Но своих самолетов я в нем не обнаружил.
Сделал вираж. Никого.
Только колышется вдоль побережья цепочка "юнкерсов", уходящих в сторону
Керчи, да маячат над. этой цепочкой несколько четверок Ме-109. Где же